— Разве нельзя поверить в себя, в такого, какой ты есть и просто принять себя?
— В некоторые вещи там… Там не полагается верить, хотя вслух провозглашается совсем другая здравица. Та вера, которая у меня уже была тогда, которая есть сейчас, толкуется там знающими немного по-другому. Не остается места для тебя, Ягая. И этого — лучшего из миров.
— Разве можно толковать веру?
— Разве можно не толковать ее?
— И ты?
— И я ушел. Просто понял, что недоумение это больше невыносимо. Я вышел как-то вечером из дома, никому ничего не сказав. И ушел к Северу. Уехал, вернее, х-ха.
— Тебя никто не ждал домой? Не ждет сейчас? — ей все равно, что я скажу — то есть, ей плевать на то, что меня может ждать женщина. Просто она уясняет для себя что-то.
— Должно быть. Должно быть, так. Меня любили и там. И я, понимая, что сам не способен к этому, чуял себя срывающимся с гривы. Ненастоящим клещом.
— Я устал от недоумевающего мира, стражница. К тому же мир, который недоумевает над тобой, никогда не даст тебе дом — он не понимает, зачем он тебе. И я поехал на Север — в самые, пока еще дикие леса, которые есть на нашей земле. Я хотел увидеть вас — нежитей, незнатей, хотел знать, что еще есть места, где живет то, что уже забыли — точнее, стараются забыть.
— Дальше все просто. На Севере я быстро попал на Переход. Даже не там, где мог на него надеяться. Недоумевающий мир отпустил меня. Думаю, не заметив. Если я не мог быть человеком там — я надеялся стать им…
— Стать собой. Это другое. Ты как мы — хотел принять себя. Понять и принять, понять ревность Силы, не дающей тебе любить кого-то, встретить тех, кто так же скользит по миру, лишь усиливая его боль, а не смягчая. И где таких не один, не сотня — а много. В этом мы — все мы — походим на людей. Мы можем понять человека, можем исцелить его боль — я говорю не о себе, не о Радмарте, не о… Мы. Нежити. Незнати. Хозяева. Стражи. Слуги. А люди… Они способны не уступить настоящей Силе — встретив ее. И готовы бежать опрометью, если в свете Луны углядят пастеня. В этом их сила. А ты, Дорога — ты можешь уступить Силе и не напугаться пастеня. Можешь сказать правду — прямо в сердце, не то, что в глаза. Скажи мне — сколько душ ты ранил? Ранил глубоко, ни за что — просто оттого, что ты не мог иначе и даже не хотел — и не хочешь — научиться иначе. Ты писал руны? Записывал чужие дела и подвиги? Здесь ты стал просто убивать. Разве тебя мучают глаза тех, кого ты расстрелял со стен Замка Вейа и кого ты сварил в его воротах? И разве ты не искал Войны в своем старом мире? Ты ее не нашел — там нет войны для тебя. Она тебя там не ждала, Дорога.
