Пытаясь сдержать неуместный гнев, она прочистила горло.
– Как твои дела?
Сенлин не мог себе представить более непонятного вопроса. Ворваться в комнату, в гневе и с красным лицом, чтобы затеять жалкое подобие светской беседы? Полнейший абсурд. Он усмехнулся, и это оказалось последней соломинкой.
– Почему ты скрыл, что видишь галлюцинации? – яростно протараторила она. – И не какие-нибудь, а утраченную жену. Неудивительно, что ты не можешь поддержать разговор или закончить мысль. Ты одурманен! Притворяешься, что ты с нами, но это не так. Ты с ней. И возможно, ты ничего не можешь с этим поделать; возможно, наркотик отравляет тебя до сих пор, но ты не должен был скрывать это от меня.
Сперва взгляд Сенлина заметался, словно у человека, попавшего в засаду. Природная совестливость едва не заставила его забормотать извинения, но он мгновенно отвлекся, осознав кое-что еще.
– Ты читала мой дневник.
– Это не дневник, Том! Это судовой журнал. Публичный документ.
– Это!.. – заорал он и тут же понял, что не может защищаться.
Более того, он даже не понимал, зачем вписывал личные мысли в такой формальный источник. Он же не собирался превращать судовой журнал в исповедь. Поначалу он пытался объяснить некоторые из наиболее… необычных приказов. Это объяснение потребовало, чтобы он раскрыл свое намерение пришвартоваться в Пелфии, что, в свою очередь, вынудило записать кое-какие подробности о Марии. Тот факт, что потерянная жена преследовала его в виде привидения, выскользнул сам собой.
– Это справедливое замечание, – мягко заключил он.
– Она сейчас здесь? В этой комнате?
– Да. – Выражение его лица было непостижимым, как клякса. – Она не всегда со мной. Пытка подчиняется приливам и отливам. – Он взглянул на Марию, сидящую напротив. Мария, надев красный пробковый шлем, кокетливо помахала рукой. – Сейчас прилив.
Эдит проглотила слова, рвавшиеся с языка. Она напомнила себе, что он не просто капитан. Он ее друг. И ее друг страдает. Обвинения могут подождать.
Она глубоко вздохнула, взяла себя в руки:
– Что она делает?
– Скажи этой шлюхе, что я играю на фаготе, – предложила Мария.
– Она тебя обозвала.
– Как именно?
– Я бы предпочел не говорить.
– Она обычно такая, твоя жена?
– Нет, вовсе нет.
– А сейчас стало лучше? – Эдит скользнула на стул, который занимала Мария.
– Я бы назвала это «супружеским блаженством», а ты? – Мария плавно встала, освобождая место.
Она обняла Эдит за шею одной рукой и заговорщически улыбнулась, словно они со старпомом были закадычными приятельницами. Сенлину захотелось схватиться за голову и выбежать из комнаты.
