Османец | страница 4
Саган-паша поклонился. Мара Бранкович действительно считалась любимой женой Мурада.
— А Хуньяди? — спросил император.
— Бежал с остатками своей армии. Эмир приказал мне донести эти вести до вас, ваше величество. Он искренне опечален и желает, чтобы вам дали мудрый совет. — Саган-паша снова взглянул на знатных господ империи.
— Повесить пса, — сказал Нотарас, — повесить за гениталии, и пусть он висит, пока яйца не оторвутся. Его наглость чудовищна.
— Это всего лишь посланник, — устало отозвался Иоанн.
Он выглядел старым, уставшим и разбитым. И больным. Он действительно был таким. Янош Хуньяди стал третьим полководцем, который повёл армию против турок за последние тридцать лет. И он тоже увидел свою армию поверженной. Других не будет. Но император не мог позволить турку насладиться его отчаянием.
— Поблагодари своего господина, моего брата эмира Мурада, — произнёс он, — поздравь его с победой и скажи ему, что я буду молиться за души доблестных погибших воинов. Скажи ему, что я испрошу мудрого совета.
Саган-паша поклонился, окинул взглядом придворных и вышел из зала.
— Наглый пёс, — снова бросил Нотарас, глядя вслед удаляющемуся турку. — Вы слишком мягки с этими людьми, ваше величество.
— Они сильны, мы слабы, — отозвался император, — поддавшись гневу и расправившись с одним османцем, мы не улучшим своего положения. Боюсь, теперь оно никогда не улучшится. Мы как дитя в лапах людоеда, которое он вот-вот проглотит. Какое сегодня число?
— Двадцатое октября, ваше величество, — ответил Геннадий.
— Чёрный день: 20 октября 1448 года. Запомните этот день, господа. Чёрный день. Он предвещает гибель Константинополя.
— Константинополь никогда не удавалось взять приступом, — произнёс Константин Драгас, озабоченный упадническим настроением своего брата. — В 1204 году франки смогли завоевать город благодаря предательству. Устоит он и теперь. Нет такой силы на земле, которая могла бы пробить эти стены или подняться на них.
— Верно, будь у нас люди, чтобы эти стены защитить, — усмехнулся Нотарас. — Ты собираешься удержать тринадцать миль стены пятью тысячами человек? Этих бесхребетных трусов не наберётся больше.
— Люди будут, — заявил Константин. — Мои послы, отправленные ко дворам франков, были встречены очень сочувственно. Люди идут отовсюду — из Италии и Франции, Испании и Генуи.
— И из Венеции? — поинтересовался великий дука.
Константин вспыхнул.
— Из Венеции — нет. Они друзья турок. Но, — добавил он, — люди приедут даже из Англии. Те самые, которые сражались за английского короля, Великого Гарри