Тем временем ирен оправился от удара, поднялся на ноги, восстановил дыхание несколькими гимнастическими упражнениями, подобрал меч и встал рядом со своими воспитанниками.
Форкин быстро оценил серьёзность положения: с появлением вожака, очень опасного даже в одиночку, противник заметно воспрянул духом и утроил усилия. Даже тот, с безжизненно повисшей правой рукой, закусив посеревшую губу, взял меч левой и тоже вступил в схватку.
По едва заметному знаку Лисикла двое юношей стремительно бросились на илота сзади; яростный крик, взмах посоха — атака остановлена, но уже летит в молниеносном выпаде мускулистое тело ирена. Форкин пытался развернуться, прикрываясь скиталой, поздно — тяжёлый клинок обрушился плоскостью на голову.
Старый боец пошатнулся, стараясь усилием воли разогнать упавшую перед глазами тьму; но уже опускались мечи подскочивших спартиатов...
Лисикл, отойдя на несколько шагов, с удовольствием наблюдал, как его питомцы, сопя и надсадно придыхая, кромсают лежащее тело. Взгляд ирена, вновь ощутившим себя уверенным и спокойным, как на занятиях в гимнасии, подметил и плотно сжатую в кулак левую руку Мелеста, и растерянный вид Тригея — всё это время стоял он в стороне с обнажённым мечом, продолжая охранять лазутчика.
— Вы убили Форкина, господин, — голос Кебета звучал невозмутимо, — это второй из смутьянов.
«А ведь его дело требует немалой смелости и сообразительности», — вдруг подумал Лисикл и, приложив ладонь к губам, крикнул:
— Мелест, ко мне! Ну-ка покажи, что прячешь!
На испачканной грязью и кровью ладони сверкнула пара серебряных кружков.
— У тебя хорошее чутьё, — ирен не спеша, двумя пальцами взял деньги, — но ведь и у меня не хуже.
Не обращая внимания на расстроенный вид юноши, подбросил монеты, поймал и вдруг протянул их Кебету:
— Возьми. Здесь гораздо больше, чем две драхмы. Я даю тебе всё, что у меня есть. Прощай.
— Прощай, — в голосе лазутчика было больше удивления, чем благодарности; взяв серебро, он поспешил на юго-восток, где рассчитывал, прикрываясь растительностью, переправиться через Эврот в стороне от спартанской молодёжи.
«Не так уж плохо», — подумал он, прикинув свои доходы за последние сутки. В его отношении к ирену появилось нечто, напоминающее симпатию.
Лисикл оторвал своих питомцев от кровавого кома, только что бывшего человеком, как охотник отрывает от поверженного оленя разгорячённых погоней псов. Нет, никто не назвал бы сейчас их лица — жуткие маски смертоносцев — не только детскими, но и человеческими.
