— Как тебя зовут?
От неожиданности он икнул, а потом неуверенно ответил:
— Ваня. Иван то есть.
Она вдруг сжалась, словно от удара, словно он пригрозил ей расстрелом, и в мрачных темных глазищах мелькнула мука, чего Ванька понять не мог.
— Нашего сына тоже звали Иваном, — сказала Ольга. — Когда-то у нас была нормальная, счастливая семья. А потом наш сын умер.
Ванька сглотнул.
— Как это — умер? — недоверчиво спросил он.
— Утонул, — ответила Ольга, и в ее глазах блеснули слезы. — Давно уже. Три года прошло, сейчас бы в школу ходил, катался на лыжах, лепил снеговиков и… всякое такое, что делают дети зимой. Санки, горки, коньки… Все, что угодно. Я бы все ему разрешала, честное слово. А вместо этого мы уже третью зиму подряд ездим к нему на кладбище.
Ванька задышал ртом, словно ему вдруг ударили под дых. Эта неожиданная исповедь была совершенно не к месту и моментально сбила его с толку. Он открыл рот, чтобы пролепетать какую-нибудь глупость, вроде «очень жаль», но ему хватило ума промолчать, потому что нельзя высказать пусть даже дежурное сочувствие, а потом потащить женщину в постель, особенно если она его не хочет. А она не хотела, и это было понятно. Ванька моментально взбесился, но сказать не успел ничего. Ольга, похоже, не собиралась замолкать, выбрав его в собеседники. В ее хрипловатом грудном голосе слышалась тоска, смертельная, надрывная, как вой волчицы.
— Мы все ехали, ехали, ругались и вроде даже ненавидели друг друга. Потом машина сломалась, мы пошли пешком и еще больше ненавидели. Но вдруг поняли, что все это фигня. Знаешь, напускное, ненужное. Я часто слышала о людях, вынуждающих себя кого-то любить, но никогда не думала, что буду заставлять себя ненавидеть, когда совсем этого не чувствую. Понимаешь меня, Ваня?
Он помотал головой, слишком пьяный и злой, чтобы понять.
— Иногда в жизни должно что-то случиться. Хорошее. Или плохое. Такой перелом, понимаешь?
Он помотал головой, мол, нет, не понимаю, потом закивал, понимаю, а в голове мелькнула бледным призраком мысль: дурак ты, Ваня, теленок лопоухий. Но мысль была слишком слабой и, толком не сформировавшись, растворилась. А он все слушал и слушал, как бандерлог питона Каа, мало-помалу поддаваясь магии этого голоса.
— Не надо быть хуже, чем ты есть. Не нужно заставлять себя кого-то ненавидеть. Ты же хороший парень, Ваня, правда? Ты ведь не просто так тут оказался, да еще с оружием. У тебя что-то случилось. И потому ты такой злой, напуганный и несчастный. Но это все можно закончить, Ваня. Мы тебе поможем, правда. Только не делай ничего такого… что нельзя будет поправить, ладно?
