Теперь он сам себе казался мужественным и крутым. А что? Мужика обезвредил в два счета и даже слегка подранил, а сейчас вон с его бабой разговоры ведет, хотя уже заранее понятно, чем это кончится. Баба расклеится, начнет нюни распускать, а он, весь из себя суперменистый, «снизойдет и пожалеет». Ванька такие вещи сто раз в кино видел. Скоро эта аппетитная бабенка с глазами олененка Бэмби будет умолять его о пощаде и сделает все, что он велит.
Подумав о том, что бы он хотел сотворить сейчас, Ванька почувствовал в штанах некое шевеление. Налив еще водки, он торопливо выпил, но даже закусывать не стал. Погладив автомат по цевью, Ванька вкрадчиво произнес:
— Тут, сладенькая, все от меня зависит: отыщут вас ваши дружбаны или меня найдут. А может, вообще никого. Еще от меня зависит, в каком состоянии вас найдут. Поняла?
Ольга не ответила, смотря на него немигающим взором, от которого в штанах не просто шевелилось — пульсировало и бухало набатом, но этот манящий взгляд одновременно и пугал. Ваньке до смерти хотелось, чтобы она, как в американских фильмах, сама поползла к нему навстречу и начала споро орудовать руками в районе ширинки, облизывая губы и постреливая снизу вверх блудливыми глазами.
Но в этом фильме героиня оказалась на удивление бестолковой. Сидя в своем углу, она даже не думала ничего предпринимать, словно не догадывалась, от кого сейчас зависит спасение ее жизни и жизни придурка-мужа, посаженного под замок, только глазами хлопала.
Тьфу, дура!
Ванька поднялся и сладко потянулся, расправляя плечи. Он подумал, что надо бы Ольге немного помочь определиться с выбором, и оттого многозначительно положил ладонь на выпирающий бугорок под ширинкой.
— Ну, так что скажешь? — глумливо осведомился он.
— Что я должна сказать?
— Сказать? Ничего.
— Чего ты от меня хочешь?
— А ты подумай. Я вообще-то в армии служил, баб давно не видел и уж тем более не щупал. Хочешь отсюда выбраться живой? Хочешь, а?
Ольга скупо кивнула, не сводя взгляд с его штанов.
— А мужика своего хочешь живым увидеть?
Тот же кивок, но теперь ее глаза вдруг сощурились и посмотрели ему в лицо, словно сквозь прицел, и не проглядывалось в них никакой киношной страсти, лишь презрение, страх и ненависть. Но Ваньке, подогретому водкой, было уже все равно.
— А раз хочешь, то должна постараться это заслужить. Будешь послушной девочкой? — спросил он, старательно копируя слова какого-то злодея из зарубежного триллера.
Пауза была осязаемой. От нее даже воздух застыл и высох, как в пустыне. Ванька ждал, что сейчас она наконец-то скажет то, что обычно говорят в таких случаях, и даже ухмыльнулся самодовольно. Но слов покорности не услышал. Вместо этого Ольга спросила будничным и совершенно не романтичным тоном:
