– Но нам полагалось присутствовать на ней в качестве наблюдателей! – Масарик поправил очки. – Я взываю к представителю английского правительства, чтобы нам позволили делать то, ради чего мы сюда приехали.
– Едва ли это в моих полномочиях. – Легат сделал знак, чтобы его пропустили.
Трое гестаповцев поглядели на офицера. Тот кивнул, и они расступились. Легат пожал Масарику руку.
– Мне очень жаль, что все так произошло, – сказал Хью. – Где ваш коллега?
Он прошел за Масариком в спальню. На краю кровати, держа на коленях шляпу и в плаще, сидел мужчина лет шестидесяти, по виду похожий на профессора. Завидев Легата, человек встал. В его лице читалось полное уныние.
– Мастны, – представился он и протянул руку.
– Мы прибыли из Праги меньше часа назад, – сообщил Масарик. – Эти люди встретили нас в аэропорту. Мы думали, что нас препроводят прямо на конференцию. Вместо этого нас заперли тут. Это возмутительно!
Командир гестаповцев стоял в дверях и слушал.
– Как я уже объяснил, этим людям не разрешено участвовать в конференции, – заявил немец. – Согласно данному мне приказу, им предписано ожидать в этом номере гостиницы до поступления новых указаний.
– Значит, мы арестованы!
– Вовсе нет. Вы имеете полное право в любую минуту вернуться в аэропорт и улететь в обратно в Прагу.
– Могу я спросить, кто отдал такой приказ? – осведомился Легат.
Офицер выпятил грудь:
– Как полагаю, он исходит лично от фюрера.
– Возмутительно!
Мастны положил младшему коллеге руку на плечо:
– Успокойтесь, Хуберт. Я более привычен к порядкам в Германии, нежели вы. Спорить нет смысла. – Он обратился к Легату: – Вы ведь личный секретарь мистера Чемберлена? Не могли бы вы переговорить с ним насчет нас и как-то помочь в разрешении этой неприятной ситуации?
Хью посмотрел на чехов, потом на гестаповца, который стоял, скрестив на груди руки.
– Пойду и посмотрю, что можно сделать.
Толпа в парке напротив гостиницы все не убывала. На Легата смотрели без интереса: еще один чиновничек в костюме, пустое место. Он шел быстро, опустив голову.
По краям тихой Макс-Йозеф-штрассе росли вишневые деревья и тянулись аккуратные дома из красного и белого камня. В воздухе витал какой-то сладковатый аромат. Вдыхая запах осени в конце теплого дня, Хью ощущал себя как в Оксфорде. Две хорошо одетые пожилые дамы выгуливали собачек. Няня в форме толкала перед собой коляску. И лишь спустя минут пять, миновав обелиск посреди кольцевой развязки и пройдя еще немного к Кёнигсплац, Хью ощутил, что неведомо для себя в какой-то миг пересек незримую границу и вступил в более темный и менее знакомый мир. Там, где на его памяти располагался парк, оказался плац-парад. В языческом храме стоял на часах перед вечным огнем солдат в мундире.
