Хью глядел из машины по сторонам. На протяжении всей дороги до центра города по Лерхенауэрштрассе и Шляйсхаймерштрассе жители Мюнхена выстроились вдоль улиц, и казалось, что колонна едет в кильватерной струе адресованных премьер-министру оваций, рассекая реку из красных, белых и черных флагов. Время от времени, когда они поворачивали, Легат видел Чемберлена в передней машине: тот слегка наклонялся, приветственно махая шляпой. Сотни рук вскидывались в фашистском салюте.
Через десять минут после выезда с аэродрома кортеж скатился по Бриеннерштрассе на Максимилианплац. Обогнув площадь, он остановился у отеля «Регина-паласт». Над портиком шевелился громадный флаг со свастикой. Под ним стояли английский посол Хендерсон и Айвен Киркпатрик, первый секретарь британского посольства в Берлине. Эштон-Гуоткин шумно вздохнул.
– Наверное, когда-нибудь я к этому привыкну. А вы?
Он не без труда извлек свое нескладное тело из «мерседеса». Риббентроп уже вышел. В общественном парке напротив отеля собралась толпа рядов в восемь или десять в глубину, ее сдерживала шеренга коричневорубашечников. Народ кричал. Премьер-министр махал. Снова вспышки фотокамер. Хендерсон увлек Чемберлена за собой. Легат, держа по красной шкатулке в каждой руке, поспешил следом.
Просторный, обнесенный галереями вестибюль гостиницы своим видом напоминал об эпохе кайзера: потолок из витражного стекла, устланный персидскими коврами паркет, пышная зелень пальм в кадках, кресла. Несколько десятков постояльцев, людей по большей части пожилых, таращились на Чемберлена. Тот, в тесной компании с Хендерсоном, Киркпатриком и Уилсоном, стоял у стойки администратора. Легат остановился и стал ждать, не зная, стоит ли подходить ближе. Внезапно все четверо посмотрели на него. У Хью создалось ощущение, что говорят о нем. Секунду спустя Уилсон направился через фойе прямиком к нему.
«Фюрербау» едва исполнился год – то было детище любимого архитектора Гитлера, ныне покойного профессора Трооста. Здание было настолько новым, что белый камень буквально искрился в лучах утреннего солнца. По бокам от обоих портиков свисали гигантские флаги: немецкий и итальянский обрамляли южный вход, английский и французский – северный. Над дверьми простирали крылья бронзовые орлы, сжимающие в когтях свастики. От порога по ступенькам спускались красные ковровые дорожки, убегающие через мостовую к бордюру. Использовался только северный вход. Возле него выстроился почетный караул из восемнадцати солдат с винтовками, а также барабанщик и горнист. Хартманн прошел мимо них, поднялся по ступенькам и вошел в дом – никто его даже не окликнул.
