– А Тюрьма за тобой следила?
– Мне-то откуда знать? Наверное, Очи спрятаны в деревьях.
Финн поежился. В голове бродило гулкое эхо. Ему страстно хотелось, чтобы все завалились спать – тогда он смог бы достать Ключ и поговорить с ним. С ней. С девушкой Снаружи.
– Не пора ли нам отдохнуть? – решился он.
– Звучит неплохо, – лениво протянул Кейро и начал устраиваться на ночлег. Однако Гильдас не отрывал взгляда от лика, вырезанного в стволе дерева. Он подполз поближе и потер изображение жилистой рукой с набухшими венами. Посыпались ошметки лишайника, и узкое лицо проступило отчетливее на фоне зеленого мха. Ладони, державшие Ключ, казались настоящими – так тщательно они были прорисованы. Финн сообразил, что, должно быть, вставив Ключ, замкнул какую-то цепь, встроенную в дерево. На миг его посетило странное видение: Инкарцерон как колоссальное существо, в чьи внутренности из проводов и костей они влезли незваными гостями.
Он сморгнул.
Кажется, никто не заметил – разве что девушка, которая не отрываясь смотрела на него. А Гильдас в это время продолжал:
– Он ведет нас тем же путем, которым шел сам. Словно по нити в лабиринте.
– Значит, по-твоему, он сам нарисовал свой портрет? – намеренно растягивая слова, процедил Кейро.
– Разумеется, нет, – обиделся Гильдас. – Это алтарь, созданный сапиентами, которые следовали за ним. Надо поискать по пути другие знаки.
– Жду не дождусь.
Кейро улегся поудобнее и свернулся калачиком.
Гильдас сердито уставился на его спину. Потом обратился к Финну:
– Достань Ключ. Надо его поберечь. Путь может оказаться длиннее, чем мы предполагаем.
Вспомнив о бескрайнем лесе, Финн задумался, не придется ли им блуждать по нему вечно. Он осторожно извлек Ключ из шестиугольной скважины. Раздался тихий щелчок, и в норе мгновенно потемнело, а свистящие обрывки фольги затенили отдаленное свечение тюремных огней.
Финн застыл в неудобной позе, прислушиваясь. Прошло довольно много времени, прежде чем по сопению Гильдаса стало понятно, что старик заснул. Только вот что с остальными? Лица Кейро не было видно. С места, где лежала Аттия, не доносилось ни звука, но ведь она умела не привлекать к себе внимание, потому и выжила. Снаружи, словно обрушивая на непрошеных гостей свое презрение, бесновался лес: ревел и бился о стволы деревьев ветер, трещали и осыпались ветки.
Они разозлили Инкарцерон. Открыли запретную дверь и пересекли незримую черту. Возможно, еще не успев начать свое путешествие, они застрянут тут навсегда.
