– Вот ты и займись.
– А свадебное платье… последняя подгонка.
– Будь моя воля, я бы разорвала его в клочья.
Она слетела по ступеням и помчалась во внутренний двор, по дороге посмотрела вверх и в окне кабинета увидела отца. В несуществующем окне.
Он стоял, повернувшись спиной, и с кем-то разговаривал. В кабинете есть кто-то еще? Но туда же не имела доступа ни одна живая душа, кроме Смотрителя.
Она озадаченно замедлила шаг. Потом, испугавшись, что отец может обернуться, поспешила к конюшням. Маркус, уже оседланный, нетерпеливо бил копытом. Конь Джареда – стройное поджарое создание по кличке Там Лиин[5] – стоял наготове. Кажется, это имя было какой-то тайной сапиентской шуткой, непонятной Клодии.
Она огляделась.
– А где Мудрейший? – спросила она у Джоба.
– Это… До башни пошел, миледи. Забыл там чего-то, – неразборчиво пробормотал мальчишка.
Она задумчиво уставилась на слугу:
– Послушай, Джоб. Ты всех в поместье знаешь?
– Дык почти что всех.
Он суетливо мел пол, поднимая тучи пыли. Остановить бы его, да ведь только еще больше занервничает. Поэтому Клодия ограничилась вопросом:
– А старика по имени Бартлетт? Его отправили на пенсию, списали из Дворца. Он еще жив?
Мальчик поднял голову:
– Ага, миледи. У него домик в Хьюилсфилде. По тропочке от мельницы.
Сердце гулко забилось.
– Он… Его ум по-прежнему ясен?
Джоб кивнул и выдавил из себя улыбку:
– Острый как бритва. Но про Дворец он не больно-то рассказывает. Спросишь у него – только зыркнет и молчит.
В конюшне потемнело – на пороге появился слегка запыхавшийся Джаред:
– Извини, Клодия.
Он взлетел в седло, а Клодия, поставив ступню на скрещенные ладони Джоба, тихо спросила:
– Что ты забыл?
Их взгляды встретились.
– Один очень важный предмет, который я не хотел бы оставлять без присмотра.
Он осторожно поправил темно-зеленую, с высоким воротником, мантию сапиента.
Клодия кивнула – конечно, речь шла о Ключе.
Выезжая, она задумалась о том, почему так смущена.
За пределами норы бушевал ураган. Беглецы соорудили костер из высохших грибов, добавив немного горючего порошка, обнаружившегося в поклаже Гильдаса, и пожарили мясо. Все хранили молчание. Финн дрожал от холода, порезы на лице саднили. Кейро, похоже, тоже вымотался. Неизвестно, что чувствовала Аттия, – устроившись в сторонке, она стремительно поглощала еду и держалась настороже, ничего не упуская из виду.
Наконец Гильдас вытер жирные руки о мантию.
– Ты заметил какие-нибудь следы других узников?
– Овцы бродили сами по себе, – беспечно ответил Кейро. – Даже ограды не было.
