«Лео, твоя сестра передает тебе привет. Ты чувствуешь, как она с тобой здоровается?»
И я всегда поражался тому, как можно любить кого-то ещё до его существования, когда он еще даже не знает об этом мире. Я всегда поражался тому, как моя мать с того момента, как узнавала, что беременна, могла быть такой жестокой, такой доброй, такой влюбленной в своих детей; и вместе с тем так рьяно стремилась всех нас уничтожить.
— Все нормально? — неуверенно спрашивает Ханна, заглядывая мне в глаза в надежде найти там подтверждение.
Я киваю, сглатывая подступивший к горлу ком. Потому что ей четырнадцать. И она моя сестренка. И с ней не должно было этого случиться.
— Поспи немного, малявка, — говорю я, нежно обняв ее за плечи.
— Спасибо, Лео, — отвечает она и уходит.
В этом вся прелесть Ханны — что бы ты ей ни говорил, она с этим соглашается. Я знаю, что она больше не будет переживать. Теперь она, скорее всего, проведет остаток беременности, тыча пальцем себе в живот и здороваясь в ответ.
Я возвращаюсь к пиву. К моему сладкому яду, разрушителю миров. Что бы ни текло по моим венам, оно взывает к молекулам алкоголя, плавающим внутри бутылки с пшеничным напитком, умоляя: «Возвращайтесь ко мне». Меня охватывает сильное отвращение, добивая меня, снова и снова.
«Ты просто жалок».
Я открываю остальные пять бутылок и, перевернув их все вверх дном, безучастно наблюдаю за тем, как пиво, пенясь, выливается в раковину.
Я слышу позади себя какое-то движение и оглядываюсь через плечо. Это Пайк.
— Привет, — говорит он.
Я издаю какой-то гортанный звук. Я бы рад ответить ему «привет», но у меня жжёт глаза, а в горле стоит такой ком, что я не могу говорить, поэтому просто таращусь в раковину. От запаха пива меня мутит.
— Рад, что ты вернулся, — говорит Пайк, подходя ближе. — Ты в порядке?
Я жадно втягиваю в себя воздух. Киваю.
— Ты всегда умел за всеми приглядывать, — говорит Пайк. — Знаешь? У меня никогда так не получалось.
Я напрягаюсь над раковиной. Снова киваю.
Кэсси
Всю пятницу свирепствует буря.
Дэймон вынужден работать весь день, и когда он, наконец, приходит домой, то, даже не поздоровавшись, сразу же исчезает наверху. Я не пытаюсь выяснить, что с ним.
Иногда он любит общество людей, а иногда ему необходимо, чтобы его оставили в покое.
Около одиннадцати я слышу, как он принимает душ и закрывает дверь своей спальни. Как только я понимаю, что он спит, то перепроверяю в доме все замки и ложусь спать.
