— Думаю, нам лучше поговорить наедине, — сказал Дэймону доктор, глядя на меня одним из тех жалостливых взглядов, которые после этой аварии стали для меня обычным делом. Все вокруг были такими сочувствующими, что меня уже тошнило.
Дэймон сжал мою руку.
— Все в порядке, — ответил он доктору. — Она уже достаточно взрослая.
Доктор проводил нас в пустую комнату. Голые стены, голые полы, вообще ничего, кроме трех жестких пластиковых стульев и криво висящего на стене деревянного креста. Где вся мебель? Это больше походило на комнату для допросов, чем на место для утешительных бесед. Единственное, на чем мог зацепиться глаз, это искаженное мукой лицо криво распятого на целую вечность Иисуса.
Я села на один из жестких стульев. Дэймон принялся мерить шагами комнату.
— Шериф, — позвал его доктор. — Пожалуйста. Присядьте. Вы оба очень устали.
Дэймон обернулся и посмотрел на него таким уничтожающим взглядом, что тот невольно отпрянул. Видя его негодование, я почувствовала, как мою душу наполнила гордость.
«Мы в одной лодке», — помню, тогда подумала я.
Мы с Дэймоном не всегда ладили. Когда он только переехал в наш дом, моя мама часто была между нами чем-то вроде посредника. Но теперь мы с ним были единым целым. Мы вместе молились, чтобы моя мать очнулась. Такова была сила нашей к ней любви.
— Шериф…
— Дэймон.
— Дэймон. Ваша жена серьезно пострадала. Она часто ездила без ремня безопасности?
Не «ездит». А «ездила».
Словно она уже мертва.
— Что? — Дэймон поперхнулся, и его яркие голубые глаза наполнились слезами. — Нет, она всегда пристёгивалась.
Я была слишком потрясена, чтобы толком переварить информацию. Моей маме было всего тридцать восемь лет. Она не могла умереть.
— С ней все будет в порядке? Она что, мертва? — спросила я.
Надежда не хотела признавать реальность, написанную на омерзительно добром лице доктора.
— Она жива. Аппараты искусственно поддерживают работу ее тела. Ее мозг получил, как мы считаем, непоправимую травму.
Пауза.
— Мне очень жаль.
Всё, и хорошие новости, и плохие слились в одном маленьком аккуратном предложении, которое выкачало из моих легких весь воздух. Твоя мать еще жива. БАХ. Но всё равно, что мертва. БАХ.
— Вы уверены? — спросил Дэймон.
Я снова потянулась к его руке, он сжал свою влажную от пота ладонь и сдавил мне пальцы.
Доктор нерешительно посмотрел на меня.
— Из-за отёка мозга мы не можем сейчас сказать точно…
Он замолчал. Затем откашлялся и полушепотом добавил:
— Похоже, дела плохи.
