Когда напитки были готовы. Бет отодвинула в сторону кучу проспектов и журналов, чтобы освободить место для тарелок, и села на диван.
— Почему бы вам не выкинуть это старье?
— Вы разрываете мне сердце.
— Вы сами пригласили меня на ланч. Если предпочитаете, можем поговорить о погоде.
Он сделал глоток кофе.
— Конечно, нет. Пора уезжать отсюда.
— Домой, в Кейп-Норд? Скорее, похоже на очередное бегство. Какая-нибудь новая драма? Неудачная любовь?
Данк прищурился, но она с невинным видом жевала сандвич и улыбалась.
— Вы ждете от меня исповеди?
Она проглотила кусок.
— Просто пытаюсь заполнить пробел, образовавшийся за прошедшие годы.
— Пожалуй, действительно пора уезжать.
— Буквально или в переносном смысле?
Они обменялись взглядами.
— И в том и в другом.
— Срок аренды истек?
— Верно.
— А лак на ваших изделиях успеет высохнуть?
— Вы опять за свое? Не мытьем, так катаньем?
Она засмеялась.
— Я не нарочно. Вы не захотели говорить о своей личной жизни, и я переключилась на работу.
— Мудрое решение.
Он начал успокаиваться.
Бет подобрала под себя ноги в розовых носках и откинулась на спинку дивана. Данк пытался понять, как этой пышноволосой владелице лодочной станции, разъезжающей на дизельном трейлере, удается сохранять женственность даже во фланели и парусине.
— Я уверена, что ее то много, то мало.
— Моей личной жизни?
— Вы же не захотели говорить об этом. Я думала, мы перешли к работе.
— Ах да, верно. Если говорить об обычных вещах — ремонте мебели или книжных шкафах, — то такой работы скорее много, чем мало. Ну, а большинство заказчиков моих авторских вещей живут не здесь.
— Вы это уже говорили. Но отсюда до очагов цивилизации — дорога дальняя.
— Дальняя. Я как раз закончил свою последнюю работу — гарнитур для гостиной отставного профессора, несколько книжных шкафов и письменный стол.
— Почему вы считаете, что Кейп-Норд подойдет вам больше?
— А почему бы и нет?
Она зарылась в подушки и принялась доедать огурец.
— Это зависит от вашего характера и привычек. В межсезонье там нечем развеять скуку.
— Ничего, я привык к одиночеству.
— А вы бывали там после первого сентября?
— Честно говоря, нет.
— Можете быть уверены — чего-чего, а одиночества вам хватит. Нам, подросткам, в это время приходилось туго. Во-первых, разъезжались дачники. Их дома пустели и заколачивались досками. Потом начинались занятия в школе. Для тинейджеров это особенно тяжело. Им кажется, что учителя пьют из них кровь. На пристани не оставалось ни одной лодки, ни одной яхты — одни таблички, отмечающие места швартовки… Никто не уходит из поселка, кроме голодных рыбаков, которым надо как-то пережить зиму, и сборщиков клюквы.
