Подойдя к окну, она села на подоконник, положила голову на колени и обхватила ноги руками. Из окна спальни были хорошо видны широкие аллеи со стройными рядами лип, сирени и акации. Пересекая сад, они чередовались с аккуратными клумбами и вели к роскошному дому. На газонах били фонтанчики, и водные струи серебром переливались на изумрудной подстриженной траве. Ухоженные лужайки выглядели так успокаивающе, что Даше вдруг захотелось выбраться на волю и побродить в благодатной тени высоких деревьев.
Любуясь яркими цветами, Даша заметила, как в распахнутые ворота въехал автомобиль и, обогнув открытую веранду, остановился у массивных дверей особняка. Из него тут же выскочил высокий мужчина. Спешно направился к дверце пассажира и быстрым движением ее распахнул.
Даша замерла, увидев, как с подножки автомобиля спрыгнул ее новый знакомый – чертовски обаятельный эльд с будоражащим взглядом двух бездонных бирюзовых глаз.
– Принц, – прошептала Даша.
Каул поднял голову, и ей показалось, что он посмотрел прямо на нее. Она соскочила с подоконника и чуть не упала. Ринувшись в ванную, наскоро приведя себя в порядок, вернулась в комнату и обнаружила легкое, струящееся платье, висящее на дверце шкафа, а на полу – красивые туфли.
– Доброе утро, милая! – неожиданно раздался голос миссис Пэт за спиной.
Даша улыбнулась, искренне радуясь ее появлению. Она развернулась и, приложив к себе платье, спросила:
– Как я вам?
– Превосходно! – воскликнула миссис Пэт. – Позвольте, я попытаюсь соорудить что-то на вашей голове…
Даша слегка поправила непослушные волосы и, откинув их назад, поморщилась.
– Когда они успели так отрасти?! Ну и кудри!
Миссис Пэт рассмеялась, схватила расческу и, посадив Дашу перед зеркалом, принялась за работу.
– Так-то лучше! Спасибо!
– А теперь переодевайтесь и спускайтесь в гостиную!
По коже Даши пробежал холодок от мысли о том, что ей снова придется лицемерить и делать усилия над собой, чтобы быть любезной, когда сердце ее переполнено горечью. У нее не было ни малейшего желания притворяться, подчиняться чьим-либо правилам, а уж тем более делать вид, что ей приятно окружающее общество. Предпочитая собственные правила, ей больше не хотелось сдерживаться: хотелось высказать все, о чем она думает, и задать вопросы, волнующие ее с самого начала пребывания в этом мире. Но это было выше ее сил – внутренняя зажатость, чрезмерная скромность и боязнь выглядеть нелепой не давали этого сделать.
