— Да. Вполне.
— О чем вы хотели со мной говорить? — с легким раздражением поинтересовался наместник на Дальнем Востоке и главнокомандующий всеми силами России в тех краях. — Признаться, я заинтригован вашим посланием. Оно… в высшей степени странное.
— Думаю, вы прекрасно понимаете, что в Санкт-Петербурге не все хотят победы в этой войне.
— И вы хотите, чтобы я вам не мешал? — скривившись, буквально выплюнул слова адмирал Алексеев, который, судя по всему, знал намного больше, чем должно.
— О нет! Отнюдь. Я амбициозен и честолюбив. Чтобы занять пост военного министра, мне пришлось пойти на компромисс со своей совестью. Поверьте — это несложно. Да от меня и не требовалось многого. Просто не обращать внимания на то, как срываются работы по укреплению крепостей в Порт-Артуре и Владивостоке. Ну и так — не совать нос в великокняжеские лобби. Французская партия резвилась как могла. У меня же были свои дела.
— Зачем вы мне это рассказываете?
— Я слишком честолюбив, чтобы согласиться на ту роль, что мне отвели.
— И при чем здесь я?
— При том, что вы мне в этом поможете.
— Я?! — ахнул Алексеев, поразившись наглости Куропаткина. — Вы серьезно?
— А чего вы удивляетесь? Эта великокняжеская свора хочет превратить войну в грандиозное поражение, под соусом которой провернуть изящную революцию, дабы осуществить не только красивый дворцовый переворот, но и учинить грандиозный передел власти вообще.
— Кхм, — поперхнулся наместник. Его информированность не была столь обширна.
— Эти кретины думают, что смогут удержать в узде русский бунт. Они совсем не понимают, что, выпустив джинна из бутылки, они могут остаться только лишь у разбитого корыта. Если вообще остаться. Революция в России, безусловно, не оставит камня на камне и все утопит в крови. Впрочем, о подобном не мне судить и не сейчас. Главное то, что в их замысле мне отводится роль жертвенного агнца. Отработаю — и на помойку. А это не входит уже в мои планы.
— Насколько все далеко зашло? — хрипло поинтересовался Алексеев.
— Достаточно далеко, чтобы планировать ликвидацию не только Николая, но и всей его семьи с девочками. Однако ПОКА им еще можно испортить игру. Там, в столице, я был вынужден играть под их дудку. Одно неверное движение — и я бы потерял кресло военного министра. Не сразу, не быстро, но убрали бы в две-три недели. Или даже скорее, ведь апоплексический удар табакеркой еще никто не отменял. Но здесь, вдали от их контроля, я хочу сыграть по-своему. И вы мне в этом поможете. Ведь так? — с нажимом произнес Куропаткин, впервые повернувшись к наместнику лицом.
