Стучали-стучали-стучали колеса, унося Женю прочь. Все дальше и дальше от родного города. От дома, от семьи, от себя. Все дальше от маминой улыбки и Роминого лица. Все дальше от Твери, непримиримых глаз отца и виноватой Натальиной спины.
Стук колес отдавался в сердце тупой, как от вчерашнего пореза, болью.
Пожилая, похожая на сушеную рыбу с пустыми глазами проводница уже собрала билеты и пошла открывать туалет. Женя спрятала ноги под столик и оказалась нос к носу с соседкой, занимавшей нижнее боковое место – тридцать семь. Тощая бабка подслеповато прищурилась, расстелила на столике несвежий платок, засунула в рот корявый коричневый палец и с чавканьем вынула слюнявую, громадную вставную челюсть. Бабка любовно обтерла челюсть уголками платка, запеленала в аккуратный сверток, сунула в карман, хозяйственно застегнула его на пуговку и улыбнулась Жене впалыми щеками.
Стукнулась, открываясь, дверь, обдало туалетным запахом. Проводница осмотрела их рыбьими глазами и сообщила:
– Можно пользоваться.
– Шпашибо, милая, – восторженно прошамкала бабка. С кряхтением поднялась и, путаясь в длинной юбке сапогами, уковыляла в туалет.
– Ох, намучаюсь я с ней, – пробормотала проводница, – почки у ей больные. Потому и место такое.
– Ваша мама? – догадалась Женя.
– Какая еще мама, – проводница пожала костлявыми, сильными, как у мужика, плечами, – маму бы я к себе взяла. Помёрла матушка, восемь лет уже. А Петровна к сыну ездит. Васька на зоне парится… козлина.
– А-а, – растерялась Женя.
Проводница продолжала говорить, мрачно двигая сухими, рыбьими челюстями.
Женя слушала через раз, не вникая в злоключения непутевого бабкиного сына. Зэки и прочая братия не вызывали интереса, они жили в другом, опасном мире, с которым не хотелось пересекаться, даже теоретически.
Хлопнула дверь туалета, окошечко входной двери рамкой обрисовало бабкино лицо. Портрет матери заключенного, подумала Женя. Дверь отрылась и звонко хлопнула по Жениному сиденью.
– Ой, – сказала Женька.
Бабка Петровна сделала круглые глаза и, шамкая извинения в сторону проводницы, протиснулась на свое место.
– Белье брать будем? – громогласно вопросила проводница.
– Будем, – сказала Женя.
– У меня свое, – неуверенно улыбнулась Петровна, меленько мотая головой.
– Два комплекта. – Мужчина через проход указал тремя пальцами в сторону дремавшей у окна женщины.
– Мужчина, – дернула сухими скулами проводница, – вы мне зачем три пальца кажете, а говорите – два?
