Наталья не заметила, что она кричит. Кричать было проще, чем смотреть на Женю. Вместе с криком выходила боль. Не вся, только та часть, которая перекрывала по ночам горло, не позволяя дышать. Иногда вдохнуть было так трудно, что хотелось умереть. Шатаясь, Наталья подходила к зеркалу и видела в нем два гроба. Большой мамин и лакированный маленький.
Со дна души поднялся старый, забытый стыд, ужас холодом дохнул на загривок, дыбом поднял волоски на руках. Наталья снова почувствовала себя… воровкой.
Если бы Женя только знала! Какими чужими стали бы ее глаза!
– Прости, – прыгающими губами сказала Наталья.
Тоска в Жениных глазах перестала быть черной.
– Ну что ты, – сказала она, – при чем тут ты? Это я во всем виновата. Если бы я только могла…
Звуки застряли в сдавленном стыдом Натальином горле. Она схватила себя за шею, тщетно пытаясь заговорить.
– Не мучайся ты так, – сказала Женя.
В ее глазах светилось родное, знакомое выражение из той, еще старой жизни, когда они были… сестрами. Когда между ними не было тайн и недомолвок. Когда Наталья верила, что у нее самая лучшая в мире старшая сестра.
Наталья судорожно икнула, на корне языка неприятно зачесалось, как перед приступом астмы.
– Принести тебе чего-нибудь? – спросила Женя. – Может, воды? Я думала, у тебя больше нет астмы.
Наталья замотала головой. Как она могла подумать, что Женька изменилась? Женя, сестра… Веня, как она называла ее, когда была маленькая и шепелявая.
– Наталья! – раздраженно крикнул из спальни отец.
Когда они с Женькой были маленькими, мама читала им книжку про Александра Суворова, про штурм Измаила и поход через Альпы. Получалось, что главными причинами побед великого полководца были чистоплотность и любовь к свежему воздуху.
– В здоровом теле – здоровый дух, – говорила мама и в любую погоду, даже зимой, настежь распахивала форточку.
Отец не разделял маминой веры в свежий воздух. В спальне было душно и влажно, как в оранжерее. Узкая кровать была ровно, как по линеечке, застелена серым, похожим на армейское покрывалом. Вместо подушки отец пользовался плоским валиком в белоснежном, специально сшитом мамой чехле. Раньше рядом с отцовской стояла мамина кровать с ярким деревенским одеялом, сшитым из искусно подобранных кусков. Мамины подушки были высокими, «барскими», с щедрым шитьем на собранных в воланы оборках. До вчерашнего дня матрас и разобранная мамина кровать стояли у стены. Наталья раздумывала, нужно ли в объявлении писать, что кровать принадлежала умершему человеку. Это имело бы значение, если бы мама умерла в кровати или была бы лежачей, возразил отец. Вчера пришли покупатели и унесли мамину кровать.
