– Мы одинаково внимательно относимся ко всем нашим пациентам.
– Похвально-похвально, – сказал Анисимов, – со временем все будет именно так. К сожалению, наша жизнь требует порой более тонкого, я бы сказал, индивидуального подхода. Приведу пример. Финансирование в этом году урезали опять, не знаю, о чем они там все думают. Мы, со своей стороны, конечно, сделаем все, что в наших силах, чтобы обеспечить нормальное функционирование больниц и поликлиник, но будет очень и очень трудно. Придется подходить к каждому, я подчеркиваю, к каждому подведомственному учреждению со своей… частной меркой. И вы можете представить, Полиночка Александровна, как нелегко будет сделать выбор между двумя замечательными коллективами, скажем, между второй детской и областной. К слову, первая детская получит по максимуму, и не потому, что они лучше, у них больше больных или по какой-то другой объективной причине. Нет. Вы не хуже меня знаете, кто там работает. Разумеется, мы позаботимся в конечном итоге обо всех. В рамках отпущенных финансовых средств. Но кто-то получит больше, кто-то меньше. Такова жизнь.
Шантажист, подумала Полина Александровна, а в трубку ответила:
– Я лично займусь этим вопросом.
– Оставляю дело в ваших надежных, нежных ручках, – прощебетал Анисимов и отключился.
Все-таки инспираторное диспноэ, решила Полина Александровна, записывая на листок имя и фамилию ценного пациента. Имя показалось смутно знакомым.
Наталья никогда раньше столько не говорила, больше слушала. Слушала родителей, воспитателей в детском саду, учителей в школе, соседей, преподавателей в институте. Теперь, когда Наталья говорила сама, она не могла отделаться от ощущения звонкого, пустого вранья. Во рту пересохло. Язык болтался в горле, как в устье колокола. Наружу выходило совсем не то, что колотилось на сердце. Когда она говорила не с Асей, а с ее отцом, слова были совсем другими. Кажется, это называлось – находить общий язык. Говорить с Асей было невыносимо трудно.
Они отстояли очередь в регистратуру и отошли к окну.
– Ты сильная, – сказала Наталья, – ты справишься.
От проникновенности собственного тона стыдливо поджались пальцы на ногах.
Ася опустила голову.
– Ты не должна думать о себе, – сказала Наталья, – я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, правда. Это так больно, что хочется… умереть.
Слово сорвалось нечаянно, ошпарило губы. Ася медленно, словно во сне подняла голову.
В расширенных влажных зрачках заколебалось искаженное Натальино отражение.
