– Гражданские права – у гражданских жен. А платонические чувства – у Платона. А он, если мне не изменяет память, мальчиков любил.
– Я тоже… мальчиков люблю, – пробурчала Женя.
– Говорят, – неожиданно замурлыкал Алексей, – для своего возраста я неплохо сохранился. Свеж, как м-мальчик.
– Так и говорят? – засмеялась Женя.
– Тсс, – подняла палец неутомимая музейная старушка.
В полуподвальном кафе на Владимирском проспекте тихо переговаривались посетители.
Женя скривилась и прикрыла салфеткой рот, в желудке распался на недружественные составные пряный восточный салат.
– Опять? – Алексей застыл с не донесенной до рта вилкой. – Ты же не ела толком ничего. Повел, называется, беременную жену в кафе.
– Хорошее кафе, уютное, – поспешно возразила Женя, – только сидеть неудобно. Кому угодно станет нехорошо, если задрать колени выше головы.
– Сиденья и впрямь могли бы быть повыше, – засмеялся Алексей, – мы в Средней Азии в стройотряде так ели, дастархан называется.
– Ага, – согласилась Женя, – я успела вывеску прочитать.
– Люблю жену за острый глаз и за острый… язычок.
– Это не я, – сказала Женя, – это ядовитые испарения. От салата.
– Как вы, женщины, выносите? – сказал он. – Я бы с ума сошел, если бы меня ото всего мутило.
– Годы эволюции, – сказала Женя, прислушиваясь к себе, – женщины, не умевшие переносить токсикоз… вымерли.
– А вместе с ними вымерли их родственники, – мрачно сказал Алексей, – кстати, про родственников. Зачем тебе ехать в Тверь на целую неделю? Через неделю съездим на выходные вдвоем. Познакомлюсь с тестем, в конце концов.
– На следующей неделе очередное УЗИ, – сказала Женя, – с моей «клинической картиной» врачиха держит меня на коротком поводке.
– И правильно делает.
– Все будет хорошо, – сказала Женя, – я надеюсь.
– Зачем ты туда едешь? – Алексей с сомнением покачал головой. – Повтори для непонятливых.
Лешкина гримаса напомнила Жене лицо, которое она видела давным-давно.
Афиши были расклеены по всему городу. В Калинин приехал Московский цирк! Чтобы не потеряться в толпе, мама крепко держала их за руки. Места у них оказались отличные, у самой арены. Женя с Натой разделили одно красное сиденье, мама села на второе. Началось все замечательно: фанфары, трубы, барабанная дробь, ведущий небрежной рукой поправлял белые кукольные волосы и бархатным голосом объявлял номера. Под стеклянным куполом порхали невесомые воздушные гимнасты. Раскачивались трапеции, скрипели веревки, душа уходила в пятки и выпрыгивала обратно.
