Но хотя эти так называемые памятники старины вызывают разочарование, сама обходная тропа соответствовала обещанному, и даже больше.
Путь поднимается вверх и стирается. Временами он становится почти невидимым – обычной тропинкой, искусственной линией, которая едва касается горы. Уже опытный паломник, который за долгие недели научился замечать метки святого Иакова еще до того, как они становятся видны, в этом диком краю может применить все свое искусство странника. Он определяет направление приблизительно. Его ум перешагивает через высокие горы и протягивает нить через долины. Он чувствует дорогу, угадывает ее; она равна по размеру этим гигантским рельефам, но он приручит ее шаг за шагом. Ничего не изменяя в своей походке, он перепрыгнет через гребни гор и перейдет через пропасти. Он еще никогда не был так мал, как среди этих огромных масс, но в то же время, благодаря своему уму и крошечной силе своих шагов, он одного размера с ними. Виктор Гюго сформулировал это так: «Пешеход – карликовый великан». Он ощущает себя сразу на дне бездны своего смирения и на вершине своей мощи. В состоянии безволия, в которое его привели недели странствия, с душой, освободившейся от желаний и ожиданий, с телом, которое укротило свои страдания и нетерпения на этом просторе, насыщенном красотой, одновременно бесконечном и завершенном, паломник готов увидеть нечто более великое, чем он, и, по правде говоря, более великое, чем всё в мире. По крайней мере, для меня этот долгий горный этап был временем, когда я пусть не видел Бога, но все же чувствовал Его дыхание.
Церкви и монастыри были только прихожими, в которых меня готовили к появлению чего-то, что еще оставалось невидимым. И вот, когда эти места уединения настроили меня на восприятие великой тайны, мне наконец было позволено предстать перед ней.
Нужно, чтобы паломник был наконец один и почти обнажен, чтобы он сбросил с себя мишуру литургии: лишь тогда он сможет подняться к небесам. Все религии слились вместе в этой встрече лицом к лицу с Основным Принципом. Как ацтекский жрец на пирамиде, шумер на зиккурате, Моисей на Синае, Христос на Голгофе, одинокий паломник на этих высотах, находясь во власти ветров и облаков, отрешается от мира, который он видит сверху и издалека, освобождается от себя и своих напрасных желаний и, наконец, достигает Единой, Основной, Изначальной Сущности. Не важно, каким именем он ее называет. Не важно, в чем воплощается это имя.
