Они заметили меня, поздоровались издалека и ушли в спальный корпус. Вскоре оттуда донеслись шум душа, хлопанье дверей и по-прежнему всплески смеха. Наконец, четыре паломника, все умытые, причесанные и одетые в самые приличные вещи из взятой с собой одежды, присоединились ко мне за столом.
Мне очень трудно было бы рассказать об этом вечере подробно, потому что ничего особенного не произошло. У меня осталось лишь воспоминание о братстве и большом веселье. Девушка, блондинка с тонкими чертами лица, которое освещали голубые глаза, вызывала интерес у всех мужчин, чувствовала это, и ее волновало их внимание. Марика – так ее звали – была родом из крошечной балканской страны и уже много лет жила в Испании в одном из курортных городов на юге. Никто из нас не осмелился спросить ее, чем она там занимается. Репутация праздничного, даже роскошного места, которой этот город пользуется во всем мире, разумеется, подсказывала нам всевозможные предположения – почему такая красивая девушка выбрала его местом своего проживания. Эти вымыслы добавляли немного красок тайны и, возможно, разврата в образ той, кто воплощала для нас женственность Пути.
Фронтон ворот двора был украшен странным барельефом – на земле лежит фигура, похожая на голое женское тело, а на ней вытянулся огромный медведь. Я прочел в путеводителе, что это иллюстрация местной легенды. Когда-то новорожденный сын дворянина, владевшего этим краем, был похищен у кормилицы вышедшей из леса медведицей. Отец организовал облаву, и ребенка нашли. Медведица кормила и защищала младенца. Хотя в легенде не было ни капли чувственности, в скульптуре ее было много. Тело грудного младенца имело пропорции как у взрослого человека и женские формы, а в фигуре медведицы-самки была мужская жесткость. Из-за этого казалось, что монастырь отмечен знаком какой-то тайной эротики: мы, мужчины, пришли из леса, и в наших ухаживаниях за прекрасной славянкой была та первобытная сила, с которой зверь на барельефе прижимал к своему поросшему шерстью животу голое тело человека-гермафродита.
Спутник Марики, бельгиец, был гораздо моложе ее. Скоро стало ясно, что между ними нет ничего, кроме симпатии, возникшей за время пройденного вместе пути. И он, и она уже перешли – так же, как я, и даже гораздо раньше, чем я, – ту границу, за которой желания и страсти притупляются. Я узнал в них двух жаке в буддийской стадии паломничества, и наш разговор сразу же потек по нужному руслу: мы заговорили про покой, отрешенность и счастье быть вместе.
