Но два испанца вышли из Овьедо. Они пробыли в дороге всего два дня и еще не расстались с иллюзорными желаниями. Тот, что пониже, – его имя было Рамон – больше всех остальных предавался тому, что в прежнем мире, который предшествует Пути или не знает о его существовании, называется «волочиться за женщиной». Высокий, которого звали Хосе, в основном страдал от боли в ступнях. Этот миролюбивый и незлой человек лишь иногда вставлял в общую беседу комментарии по поводу неровностей Пути или качества (плохого) своих башмаков. Репертуар его товарища был намного шире. Рамон весь вечер угощал нас уморительными историями о Пути, паломниках и Испании. Во всех его анекдотах было видно трогательное желание показать себя с наилучшей стороны. Он говорил, что уже прошел Путь два раза. Он приписывал себе еще много других спортивных подвигов – престижные восхождения, памятные марафоны, награды региональных соревнований по легкой атлетике. Все эти истории резко контрастировали с его узкими плечами, тонкими ногами и толстым животом. Но рассказывал он их хорошо. А то, что они были совершенно неправдоподобны, делало их еще забавней. Девушка смеялась до упаду, и Рамон видел в этом счастливое предзнаменование. Должно быть, он в делах любви остался на уровне правила «женщина, которая смеется, уже наполовину у тебя в постели». Он еще не понял, что и у мужчин, и у женщин есть много разновидностей смеха. В веселье молодой паломницы было больше насмешки, чем восхищения. Если она испытывала какое-то нежное чувство к Рамону, то оно было тем сильней, чем больше этот клоун прилагал усилий, чтобы скрыть свою грусть. Маленький мужчина, которому так не повезло с внешностью, страдая от вожделения, а возможно, уже и от любви, отчаянно старался превратиться в прекрасного принца, но по-настоящему и сам не верил в возможность превращения. Но вот настала ласковая ночь. Свеча, стоявшая на столе, плохо освещала нас. Мы допоздна слушали повесть о невероятных подвигах Рамона, а он все мечтал вслух о своей жизни. Потом мы разошлись каждый в свою спальню.
Эти четыре человека сопровождали меня издали на протяжении всего Первоначального Пути. Мы ни на мгновение не предполагали, что встретимся снова, однако встречались постоянно. Вначале Рамон, целиком поглощенный мыслью о любовной победе, делал все возможное, чтобы Марика оказалась только в его распоряжении. Он придумывал не вполне честные, но трогательные уловки, чтобы раньше срока выйти в путь и остаться наедине со своей красавицей. Молодой бельгиец не вызывал у него сильной ревности. Рамон понял, что, если мужчина идет так долго рядом с молодой женщиной и между ними до сих пор ничего нет, значит, это не серьезный соперник. Его рослый приятель Хосе со своими стертыми ступнями и строгим исполнением религиозных правил тоже не вызывал у него беспокойства. Рамон ограничивался тем, что ускорял шаг на склонах и отрывался от Хосе, чтобы в подходящую минуту быть свободным и, может быть, наконец признаться Марике в своих чувствах. На самом деле он сильней всего опасался меня. Когда я это понял, мне стало немного грустно: Рамон мне очень нравился, и мне казалось, что я своим бесстрастным поведением и несколькими упоминаниями о том, что ко мне скоро должна присоединиться жена, достаточно показал, что не имею никаких видов на прекрасную Марику.
