Вернее, бывший профессор: в своё время он имел кучу публикаций, защищал диссертации на тему параллельных миров, получал звания. А потом на каком-то очередном пленуме партии прозвучала резкая критика о ненаучности этого направления, его антимарксистском содержании. С профессора сняли все звания, отобрали служебную квартиру и лабораторию, грозили даже отправить в психушку. Но как-то обошлось, ему разрешили не только дышать, но и работать сторожем, и жить здесь же, в каморке под лестницей.
А тут подоспела перестройка, прекратилось финансирование, умирающему государству стало не до НИИ СО, его разворовывали, приватизировали, перепродавали. В результате лаборатория № 48 – полуподвальная, на отшибе, осталась бесхозной. Юрий Борисович всё это время так и жил там, а я прибился к нему, когда лишился и работы и жилья. Так вот, оказывается он, пока половина его сотрудников рванула за рубеж, а другие осваивали турецкие и китайские блошиные рынки, всё это время продолжал свои исследования. Беда, по его словам, была в том, что все рассматривали реальность, как нечто неизменное, а он считал, что существует бесконечное множество параллельных пространств…
– Я слышал об этой теории, – перебил его Андрей, – каждое «или» порождает как минимум две новые реальности, получается что-то вроде дерева с ветвями разной толщины и разветвлённости…
– А в начале этих толстых ветвей, – закончил Витя, – находятся узловые точки, вернувшись в которые, можно прожить свою жизнь совсем по-другому, причём в оставшейся реальности ты не исчезаешь без следа, а остаётся твой «двойник», который и будет отдуваться за тебя… И реальностей этих может быть безчисленное множество. Ну, в общем, ты понимаешь, о чём речь.
Так вот, когда я прибился к профессору, он уже заканчивал собирать свое устройство. К нему часто захаживал один из бывших сотрудников, Гена, парень немного помладше меня, с каким-то вечно-тоскливым лицом. Как мне рассказал Малкин, когда-то давно Гена поссорился по пустячному поводу со своей девушкой, с горя напился, пошёл колобродить в малознакомой компании, ещё много пил, потом целовался с неизвестной девицей, а утром обнаружил себя в её квартире, на разложенном диване под одним с ней одеялом.
На кухне тем временем хлопотали её родители, накрывали стол; а потом он сидел во главе этого стола, очумело вертел похмельной головой. Слева её брат, здоровый бугай, ласково наливал ему водочку, говорил, как любит сестру, не даёт её никому в обиду и дружески, до синяков, сжимал его локоть. А справа её отец любовно накладывал ему на тарелку грибочки, говорил о чести семьи, о моральном облике комсомольца и о том, как легко можно вылететь из института за «аморалку». И мамаша, победно улыбаясь, тащила на стол огромное блюдо с горячим, причём подавала его на стол прямо над головой несчастного Гены, всем своим видом показывая, что запросто может и перевернуть его будущему зятю на голову…
