Она, разумеется, знала, кто я. Трудно было предположить, что ученики моего магистра кому-то в округе неизвестны, а при моей внешности спутать меня с другими было невозможно.
Она задумчиво разглядывала мои волосы. Не знаю, чем именно они заинтересовали её, но я не спрашивал ‒ я тоже молчал и спокойно ждал.
Мы стояли и в полном согласии и выжидании тепло молчали друг с другом.
Не знаю, было ли это то, чего она желала, но ей это, совершенно очевидно, нравилось.
‒ Какие именно колокольчики? ‒ наконец спросил я, потому что она перевела взгляд с волос на мои губы, и я логично счёл это приглашением.
Её брови выгнулись в удивлённые неровные треугольнички.
‒ Синеватые с бледно-золотыми тычинками.
Она отвечала, как слышащая, как Вэй. И это разрушило мою непроницаемость ‒ пусть на миг, но и этого было многовато. Я тихонько порадовался, что это произошло с девушкой, а не с милордом моим магистром.
‒ Я думала, ‒ серьёзно и чуть удивлённо сказала она, ‒ ты достанешь мне колокольчик из воздуха.
Интересно, сколько веков нужно неслышащим, чтобы понять, наконец, где именно пролегает граница возможностей Чар-Вэй. Я улыбнулся.
‒ Он завянет. Лучше я отведу тебя к нему… намного лучше, потому что там будет много колокольчиков.
Разгуливать по округе в поисках колокольчиков, будь то синеватых с бледно-золотыми тычинками или каких-либо других, было занятием, мягко говоря, неразумным: меня ждал Каэрин, а сейчас он уже несколько минут как не дожидался, и эти минуты ‒ как и часы расплаты ‒ неумолимо накапливались.
Вообще-то мне было абсолютно всё равно. Когда она шла, то пальцы её правой руки слегка сжимались в кулаки, а потом она делала ими едва заметное движение, словно стряхивала паутинку, но через десяток шагов всё повторялось.
Её прямые, коротко стриженые рыжеватые волосы забавно топорщились на виске ‒ как пёрышки у попавшей под первые несколько капель дождя птички.
Мы вошли в ореховую рощицу у холмов и пронырнули в почти незаметную щель меж кустов.
‒ Ну вот, смотри…
И одновременно она произнесла:
‒ Идрис.
Рассмеялись мы тоже одновременно.
Тёплое чувство согласия не оставляло меня: мы стояли и смотрели на усыпанную колокольчиками поляну, это было удивительно красивое зрелище, и я не впервые пожалел, что никогда не обучался искусству живописца. И мне казалось ‒ я знал ‒ глядя на цветы, Идрис так же восхищена и мимолётно сожалеет о том же.
‒ Ты уже вейлин?
‒ В неполные шестнадцать? ‒ я невольно рассмеялся. ‒ Что ты. Такого не бывает.
