Барсуков выбрал весло, чтобы править, и сел на корму. Они, наконец, отчалили.
Неподалеку от деревни встретилась лодка.
— Как это гольды ходят с таким парусом? Посмотрите — из рыбьей кожи, — сказал исправник. — В дождь, пожалуй, размокнет.
Гольды в лодке тоже заметили Оломова и забеспокоились.
— Турге… турге![9] — забормотал седой старик. На миг он бросил весла, ткнул пальцем себе в лоб, как бы показывая на кокарду, потом плюнул на руку и замахнулся кулаком. — Исправник дидю![10]
Гольды налегли на весла изо всех сил, и лодка понеслась прочь.
— Подлецы, что выделывают!.. Это они про меня, — пробубнил польщенный исправник. — Ну, я им задам!.. Кто в лодке ехал? — обратился он к Терехе. — Ты знаешь их?
— Где их упомнишь! Все на одно лицо, — с силой выгребая против течения, отвечал мужик.
Вчера солдаты не то перепутали все весла, не то украли, за это Терехе попало сегодня. Его разбирала досада и на солдат, которые берут вот этак, сами не зная что, и на Оломова.
«При Невельском гольды были наши друзья, — думал Барсуков. — Тогда чиновников и офицеров повсюду встречали с радостью. Много ли прошло лет, и вот надо сознаться, что гольд видит в кокарде символ мордобоя. Мы превратились в пугало…»
Расступились тальниковые рощи. Петр Кузьмич мечтательно смотрел на голубые просторы вод. За ними виднелись хребты — зеленые и светло-голубые, а еще дальше — темно-синие и снежно-белые.
«Что-то ждет этот край? — думал он. — Границы не охраняются — контрабандисты идут вовсю. А полиция заботится, чтобы у мужиков избы были в линию!..»
На возвышенном берегу проступили палатки. По воде доносилась заунывная солдатская песня.
— Ну, а как вы с гольдами живете? — спросил Барсуков.
— По-соседски, — отвечал Тереха.
— Дикий народ, — заметил исправник, — звери, а не люди. Больны поголовно сифилисом, трахомой, чахоткой. Чем скорее вымрут, тем лучше.
Тереха молчал.
«Такие же люди, — думал он. — Когда голодно, привезут рыбы, мяса. Хлеб приучаются есть, огородничать хотят».
— Надо бы вам гнать их прочь от себя, под пашни русских освобождать места гольдских стойбищ. Знаете, — обратился исправник к Барсукову, — как поступают с дикарями культурные народы? Разве считаются! Сгоняют их с места. Надо русскому быть смелей. Выживать эту сволочь, пусть идут в тайгу за мехами, а не сидят на берегу. Чувствуйте себя господами!.. Пусть уж попы-миссионеры возятся с ними, крестят их, учат, тогда, может быть, они людьми станут.
Тереха молчал, еще сильней и старательней налегая на весла.
