Он слушал брань исправника и чувствовал, что душа его не колеблется при диких окриках, не замирает от испуга, как бывало прежде. В ней появилось что-то крепкое, негнущееся, заложенное тут, на новоселье, в свободной таежной жизни. Егор полон был презрения к этим глупым, надутым чинушам, явившимся бог весть зачем на новые земли, не разумевшим ничего ни в жизни, ни в труде.
— Мы потому и выжили тут, барин, и завели хозяйство, и жизнь наладили, что нас эти годы не касалось начальство, что мы не в линию строились, — вдруг сказал Кузнецов и глянул остро и озорно в желтые глаза Оломова.
Мужики переглянулись. У Федора на лице появилось такое выражение, как будто его ударили по голове.
Исправник налился кровью. Он понимал, что сейчас надо бы разнести Егора в пух и прах, но как-то растерялся, у него вдруг не стало напора, энергии для этого. А хватить по роже — так мужики вооружены, у всех за поясами — ножи.
«Разбойники, — подумал Оломов. — Ударь такого — полоснет по горлу! Уж были случаи в Сибири… И мужики словно не те. Ведь я помню их — были в лаптях, нечесаны, в рваных шапках…»
К нему подошел Барсуков.
— Что такое? — спросил он, видя, что исправник расстроен.
— Да вот я все слышу: «штаны», «штаны»! Что, думаю, за штаны? А оказывается — экое безобразие!.. Смотрите, вы! — пригрозил Оломов и, свирепо глянув, сказал Кузнецову: — Убери эту пашню, проведи здесь улицу! Да, смотри, я с тебя шкуру сдеру, если будешь умничать! Ты и тут во власти начальства!
— Я сказал, что начальство тебя не похвалит не в улицу-то строить! — заметил Тимошка, когда господа ушли. — Ты бы его спросил, куда ее, избу-то, двигать надо?
— Не боишься? — спросил Барабанов. — А ну, как отплатит?
Егор о последствиях не думал. Он сказал, что хотел. Тяжелый труд, положенный тут, и новая земля, поднятая Егором, держали его крепко, давали ему уверенность, что тут он не зря, что он — сила.
В этот день Оломов и Барсуков собрались на охоту.
— Придет пароход, задержи, Иван Карпыч, — сказал исправник Бердышову. — И пусть даст свистки. Мы ночевать будем ездить к священнику.
Тереха Бормотов, темно-русый мужик огромного роста, со щербатым ртом и бородой лопатой, должен был везти начальство в лодке. Он притащил целую охапку весел и, разложив их на косе, стал выбирать пару. Двух одинаковых весел не находилось. Мужик опять побежал в амбар. Потом он не мог найти колков для насадки весел. Оломов рассердился, схватил Тереху за шиворот, тряхнул его.
