— Тятя, они нашего медведя обижают, — насупилась Настька.
— Ты, солдат, не балуй, — строго сказал Егор.
По могучей фигуре его, по спокойной, серьезной речи да и по огромному, хорошо вспаханному полю солдаты видели, что с этим мужиком шутки плохи. Они притихли, наступило неловкое молчание. Но никто не обиделся на Егора. Каждый увидел в мужике как бы свою родню, старшего, имеющего право так говорить.
— Вот дядя так дядя! Такой даст тебе пуху, — говорили солдаты Лешке, отходя от кузнецовской росчисти.
«Не связывайся с солдатами», — не раз советовал Егору сосед Барабанов. Но Егор солдат не боялся.
— Зачем ты так на них? — оговорила мужа Наталья.
— Солдат — он есть солдат, отрезанный ломоть, — молвил Егор. — Дай-ка ему потачку! Видишь, медведь-то работник, а он ему в рыло дубиной.
— Медведь — тоже люди, — подтвердил Савоська, — только у него рубаха другая.
Вечером солдаты, вставши кружком, запели по команде. Собрались переселенцы. Удалые и печальные солдатские напевы неслись над тихим Амуром. Трепетал подголосок, и лихой посвист лился на все лады.
Бабы и девки утирали глаза платками. Некрасивая работящая Авдотья Бормотова была растрогана. Ей представлялись проводы, прошания, умирающие раненые, русые кудри, посекшиеся на буйной обреченной головушке, и казалось, что эти самые солдаты сложили песни про самих себя. Девушке жаль было их до смерти.
* * *
Наутро солдаты, отталкиваясь шестами, увели баржу в озеро. Мужики и поп, провожая их взорами, стояли на берегу.
— Вот мы давно толкуем между собой, батюшка, — заговорил Пахом, обращаясь к священнику. — Как же это так, мы — православной веры, нам церкви нет — молись пенью, а гольдам строят церковь?
— Толковать с ним, варнак! — потихоньку ругал попа дедушка Кондрат.
— Сказывают, был тут архиерей, обещал Бердышову, что на Додьге церковь выстроит. Велел ему сюда переселяться: мол, тут-то церковь и будет. Из-за этого человек покинул старое место.
Поп, перебивая мужиков, стал объяснять, что церковь будет миссионерская; она понесет веру в темный и дикий народ — к язычникам.
— Надобно строить ее в самой гуще гольдского населения. На озере — большое стойбище, а острова и релочки застроены одинокими фанзами. Там язычество и мерзость шаманства свили себе гнездо. Они истинного бога не знают. Гибнет их душа, а ведь они люди!
— Туда им в самую середку и воздвигнут крест божий, — льстиво подхватил Барабанов.
— Вот и будем к этим шаманам ездить русскому богу молиться, — пробормотал дед.
