Пришла почта. Из кошевки, сбросив меховое одеяло, вылез Иван. Он без шубы, в старом пиджачке.
— А где же твое имущество? — спросил Егор.
Рыжебородый, в высокой шапке и рыже-белой собачьей шубе, Егор Кузнецов, казалось, стал вдвое больше. Иван увидел его еще издали. Светлым пятном бродил Егор по релке перед черным лесом.
— Я нынче все продул дочиста, — ответил Бердышов.
— Что так? — удивился Егор и не мог удержаться — улыбка поползла по губам.
— В карты играли, и все, что у меня было, спустил до нитки. Вот погляди, в чем я есть, — ни денег, ни мехов, ни товаров. Беда, шубу продул и даже собак. Хабаровка — самое разбойничье место.
О своем проигрыше Иван рассказывал хотя и с горечью, но усмехаясь.
«Ну, теперь конец его торговле, — подумал Егор. — Враз он разбогател и враз прахом пустил. Как, говорят, пришло, так и ушло».
Гольды приезжали к Ивану. Из остатков прошлогодних запасов он угощал их так, словно был еще богат, но денег за пушнину не платил, откровенно признаваясь, что у него их нет. Но гольды, как видно, надеялись, что Бердышов вывернется и все останется по-прежнему.
Как-то раз Иван, одетый в старую овчинную шубу, пришел вечером к Кузнецовым. Он сел на пол у порога. Анга вошла следом и, держа на коленях девочку, устроилась на табуретке. Она любила послушать рассуждения мужа.
— Я в Хабаровке отца встретил, — сказал Бердышов после длительного молчания.
— Когда продулся-то? — спросил Кондрат.
— Нет, еще до того…
— Ну и как он?
— Еще ладный. Он зимует в станице выше Хабаровки, у брата. Приехал летом, да ходили куда-то, задержались, и уж шуга прошла.
— Не ругал он тебя?
— Как не ругал! Че он — не отец, что ли, мне? Паря, еще и за волосья хватал.
— Что же ему не понравилось?
— Да что столько лет пропадал, не объявлялся.
— Неужто бил? — не верил Федька.
— Как же! Все доказывал, что живу неправильно. У меня здоровый отец. Обещал к нам приехать. Он далеко живет, в Забайкалье. Наезжал гостить к брату Мишке в станицу, и они на два дня являлись в Хабаровку. Отец смолоду всю жизнь хотел на Амур, а не ужился. Вернулся домой на Шилку.
— А брат?
— Брат — атаман в станице. Он всегда ленивым был, ему начальником подходяще.
— Ты не ладишь с братом?
— Пошто не лажу? Нет, мы с ним дружно живем. Это у нас, у забайкальцев, так уж заведено: будто бы ругать друг друга, просмешничать ли… Отец-то мой эту землю завоевал, все в нее стремился, ругал свое Забайкалье, говорил: «Камень один, больше нет ничего». А оказалось, обратно потянуло на камень-то. Пожил тут и опять вернулся в свою деревню… Скажи, зачем человек всю жизнь стремился?
