— Женить тебя пора! — как-то сказал ему Кондрат. — Пока я живой, хорошую девку надо высватать. Я помру — кто о тебе позаботится?
Федька начал было отнекиваться, но дед и уговаривать его не стал. Парень скоро смирился. Он решил, что раз отец с матерью велят — так и быть, они лучше знают.
Кузнецовы узнавали у почтарей, где есть хорошая невеста.
— На Горюне девок брать: народ там окреп, с хлеба живут…
— Иван говорит, славная девка у Шишкиных, — толковал Кондрат.
— Дядя Ваня сказывает: Горюн — речка богатая, с пушниной! — блеснув светлыми глазами, воскликнул Васька.
— Ну, это ему, — молвил Егор, — а нам девку!
— Пусть сватать пособляет, — сказала старуха. — А то девку другой высватает и речку захватит.
— Поедем в Тамбовку, — говорит Кондрат. — Тамбовские-то соломатники. Гром гремит, а они кричат: «Мол, дедушка Илья, не бей в Тамбов, поверни на Пензу, я тебе кусок соломаты дам!»
Словом, что-то родное, знакомое еще по России было для старика в тамбовцах.
— Поедем, Федька, поглядим, какие там девки. Бабушка Дарья, одежу нам нагладь, начисти, прифрантиться надо!
Дед с Федюшкой поехали в Тамбовку как будто по делу — покупать второго коня для почтовой гоньбы, хотя покупать его было не на что. Остановились у Родиона Шишкина. Дочь его Татьяна — малого роста, коренастая, с лицом широким и смуглым, в ичигах и холщовом платьишке — сразу понравилась Кондрату. Возвратившись в Уральское, дед расхваливал невесту:
— Как сбитая девка!
— А нравом?
— Видать, бойкая, шустрая.
Все обрадовались:
— Федьку женить? Вот славно!
— Свадьба на новоселье! Еще не бывало!
Предстоящая свадьба всех взбудоражила. Кто вызывался сватать, кто — стряпать, кто — шить.
Тереха делал погремушки на шлею.
— Нам бы родство завести, — неуверенно, с опаской советовал он брату Пахому.
Федька счастливо улыбался. Нравилось ему, что невеста бойка, ловка, сметлива. Сам он был скромен, смирен.
— Тамбовские акают, — бормотала Агафья. — А наши окают, лучше бы одинаково говорить, а то молодые дразниться станут.
— Пусть дразнятся! — отвечала Наталья. — Шибче любить будут!
* * *
Егор и Тимошка Силин пошли к Бердышову за покупками. Мела метель, билась в каждый пень. Вся релка дымилась, словно занесло большую деревню.
— Где пенек, где труба — не поймешь! — орал сквозь вихрь Тимоха. — Отовсюду дымит. Но нынче пурга не страшна! Хлеб-то свой! Верно, Кондратьич?
Среди сугробов нашли вход в Иваново зимовье. В открытую дверь за мужиками пурга нанесла на раскаленную железную печь с красным боком затрещавшую снежную пыль.
