Казалось бы, стандартный вид среднестатистического работающего москвича: серый костюм с заглаженными на брюках стрелками, портмоне, бирюзовый галстук… Только вот этот галстук Дарья сама лично покупала мужу на день рождения.
Едва взгляды супругов пересекаются, в небе словно сверкает десяток молний, а затем – в один миг – наступает тишина. Они смотрят друг на друга целую вечность, безотрывно, как завороженные. В этом тандеме не ясно, кто кобра, а кто заклинатель; оба попались на одну и ту же дудочку.
Дарья вспоминает, как когда-то давно, когда они только познакомились, Денис любил высматривать ее в комнате. Он заходил в любое помещение, будь это мебельный магазин или шумная вечеринка, и долго и пристально, словно моряк, пытающийся увидеть землю, окидывал пространство взглядом. Он всегда выглядел немного растерянно, беззащитно, как младенец. Дарье нравилось это сочетание внешней силы и внутренней слабости, которую он старался прятать как можно глубже.
Едва взгляд Дениса цеплялся за хрупкий силуэт будущей жены, лицо его озарялось. Он одними губами приветствовал ее; уголки губ поднимались, а в уголках глаз появлялись крохотные морщинки.
Тот взгляд был полон любви и нежности.
Муж всегда заставлял Дарью чувствовать себя особенной, как в тех самых слезливых мелодрамах, которые смотришь с напускным пренебрежением, а затем ночами мечтаешь о том, чтобы и тебе перепал какой-нибудь захудалый Ричард Гир. Можно даже не с голубыми глазами.
Маленькая шоколадка, билет в театр, поход на каток… Годы шли, а он не переставал баловать ее, будто это было их второе свидание. Теперь же Денис смотрит на Дарью глазами, полными… чего? Раздражения? Злости? Недоумения?
Женщина не сразу замечает то, что любая другая заметила бы сразу.
– Ах, вот она какая… – бормочет Дарья себе под нос.
Лев приподнимает брови:
– Что это за чертовщи?..
– Маленькая дрянь. Сколько ей, двадцать – двадцать два? – Дарья не замечает ничего, кроме ревности, мускулистой анакондой обвившей ее шею.
Только когда она наконец поворачивается к спутнику, то видит, как сильно Лев побледнел. Даже вечный розовый румянец на щеках сейчас больше напоминает трупный загар.
Нельзя сказать, что удивляет их больше: стоящая вокруг тишина или замершие вокруг люди. Кто-то открыл рот на полуслове-полузвуке, кто-то поднес к губам стаканчик с дымящимся кофе, и пар так и застыл в воздухе нарисованной дымкой. Вот женщина лет сорока пяти, низенькая и с маленьким животиком, поправляет задравшуюся водолазку. Вот парень помоложе достал платок и собирается в него высморкаться. Все эти люди как восковые фигуры – такие неживые, но очень похожие на настоящих.
