Девушка набросила на плечи яркий полушалок, развела руки, рассматривая узор и кисти:
— Откуда такая красота у тебя, бабушка?
— Мужчина подарил.
Кажется, и правду сказала, но с самоиронией. Пусть теперь думает — меньше вопросов будет.
— Голодна? Садись к столу.
Ела царевна с аппетитом. Лапши с грибами похлебала, ножку курочки под квашеную капусту заточила, кусок сладкого пирога запила отваром ягодным. Эх, были же времена, когда девицы не морили себя диетами и потели не в фитнес-залах, а на работе по дому, огороду или в поле.
Отщипывая крошки от пирога, рассматривала царевну. Вот двойня с братом, а разные. У Василия каждое движение на зрителя, голос на слушателя: любуйтесь мной, и стар и млад. Прекрасный он. Василиса с виду бесхитростна, двигается естественно, говорит обычно. В чём же премудрость её?
— Что смотришь так, бабушка?
— Да вот думаю, какие вы с братом разные.
— Он и здесь побывал, — не спросила, а констатировала царевна. — Искал?
— Ночевал.
Девушка вздохнула, размотала полотенце, взяла предложенный гребень и принялась расчёсывать подсохшие волосы. Мне же не осталось ничего другого, как со стола убирать — Трофим при чужих не выйдет.
— Понимаю, что как царская дочь должна выйти замуж за того, на кого батюшка покажет. Но не за Кощея же!, — не смогла удержать эмоции беглянка.
— Чем Кощей плох? Царство у него самое могутное во всём Дремлесье.
— Страшный он… и бездетный. Что за семья, если деток нет?
— Как знаешь, что бездетный?
— Не впервой же он жениться собрался. Пятый раз, кажется. Берёт себе жёнку, та как сыр в масле катается: ест на золоте, спит на шёлке. Наряды разные, украшения… Ни в чём отказу нет. Развлекает её, опять же. Охоты, представления лицедейские, шары в небо запускает с корзинами, на лодьях по морю катаются. Только проходит лет десять или пятнадцать, и чахнуть начинает жена. Не нужны ей уже ни шелка, ни бархат, ни увеселения. Теперь не шуты и скоморохи, а лекари вокруг скачут. Помучается лет пять, угасая, и помирает. Снесут в усыпальницу, где такие же лежат, — Василиса помолчала, протягивая гребень по густым золотистым прядям, а потом вскликнула: — Не хочу я судьбы такой! Могу за простого парня пойти, но чтобы люб он мне был. Только…
Отвернулась царевна к окну, в мути которого краснела вечерняя заря. Не знаю, чем имитировали соответствие положению и эпохе, но через маленькие квадратики то ли слюды, то ли бычьего пузыря ничего видно не было. Немного света дневного пропускали да стужу задерживали — вот и вся радость.
