Вечерняя книга | страница 4
Впереди призывно засняли огни райцентра, в густой синеве россыпь их переливалась, пульсировала как живая. И тут же цепочка огней обозначилась чуть левее, некоторые из них, почудилось, таинственно двигались.
— А что там? — показал я.
— Там? — Алексей Петрович перекинул скорость — газик, как подстегнутый конек, побежал прытче, забирая туда же, влево. — Там животноводческий комплекс. Колхоз имени Ленина строит. Мы ведь с другой, с южной стороны подъезжаем. Завтра, захотите, посмотрим. А сейчас так — попутно.
Выхваченные из темноты, выскакивали навстречу одномерные молодые клены, будто по-солдатски рассчитываясь надвое. Обочь дороги, за железной, с каменными столбами оградой развернулось трехэтажное здание с широкими непроницаемыми окнами; на бетонных опорах, еще без крыш, поднялись два огромных приземистых корпуса; вознеся стройную жирафью шею, подъемный кран бережно опускал бетонную плиту на стройплощадку, освещенную снопами прожекторов.
— Административный корпус, — оживившись, называл и объяснял Алексей Петрович. — В нем разместятся конторские службы, лаборатория, аптека, всякие бытовки… А это главные объекты — производственные корпуса… Два жилых дома на семьдесят квартир, со всеми удобствами. В глубине будет магазин, детский сад, всюду — асфальт и цветники.
Словно прислушиваясь, газик прошел вдоль железной ограды и нетерпеливо прибавил. Перекинув рычаг, Алексей Петрович довольно рассмеялся.
— Вот он у меня где — этот комплекс! — он выразительно хлопнул себя по шее. — Зато под Новый год поставим шесть тысяч племенных телочек. По существу — целый городок получается!
Не скажу, что изменилось и что было причиной тому: этот ли, такой житейский и непосредственный жест, веселый и напористый ли после долгого молчания голос, дерзко и озорно блеснувшие ли в узком прищуре глаза, — не знаю почему, но сейчас Алексей Петрович показался мне не старше своих лет, как полчаса назад, а, пожалуй, еще моложе. И сама по себе, мгновенно отобрав из впечатлений нынешнего дня самое необходимое, пришла, вернулась мысль о памятниках, о разной судьбе и разной ценности их. О бетонированной аляповатой и навсегда порушенной трибуне-монументе, о белых березах Ольгиной рощи и теперь — об этом встающем в нашей хлебной степи городе. Который — тоже памятник. И неважно — кому, важнее — что нужный для всех.
Я торопливо достал папиросу, закурил, собираясь как-то более связно сказать обо всем этом Алексею Петровичу, и не успел. Чуя близость дома, газик уже резво вбежал в улицу поселка, в вильнувшем золотистом свете фар темным пурпуром вспыхнули кисти рябины.