Однажды зимою Николай сидел у окна в угловой комнате. Из окна интересно было смотреть: летом мимо дома Чернышевских по улице, заросшей зелёной травой, мчались почтовые тройки с колокольчиками; зимой на масленице в голубом бархате и собольих душегрейках проезжали на тройках разряженные купчихи.
В это воскресенье сначала никого не было видно. Вдруг — что такое? Сломя голову бегут несколько человек, за ними ещё, ещё. Может быть, случился пожар? Да нет, набата не слыхать и зарева не видно. Между тем бег такой отчаянный, что глядеть страшно. Так бегут только, спасаясь от погони. Где же опасность? Народ всё прибавляется. Скоро оказалась запруженной вся улица. Тут не только мальчик был поражён, а и все взрослые в доме побросали свои дела и тоже поспешили к окнам. Смотрят и дивятся. Перед глазами мелькают и простые полушубки, и армяки, и волчьи шубы, и шинели. Вон бегут мальчишки лет двенадцати, а рядом — старики с белыми бородами. Но больше всего — рослых, крепких людей, прямо силачей на вид.
Увидев их, родные всё поняли.
— Это их, должно быть, погнали с кулачного боя, — объясняют они мальчику.
Они не ошиблись. Кулачные бои в ту зиму происходили на Волге, недалеко от дома Чернышевских.
Оказывается, бой был в полном разгаре, как вдруг на берегу появились полицейские с несколькими будочниками. Увидев их, бойцы бросились бежать, а будочники погнались за ними.
Эта картина поразила Колю Чернышевского, и он несколько дней вспоминал её и задумывался. Как же это так? Ведь эти бегущие люди — силачи, волжские богатыри, народ восхищается их силой, а будочники — старые отставные солдаты, иногда даже с деревянной ногой.
Почему же сильные бегут от слабых? Ведь достаточно одному из них обернуться, остановиться перед будочником, и он одной рукой сомнёт пятерых. И всё-таки бегут! Не укладывалось это в голове мальчика.
«Ведь это всё равно, что сказать: «Дуб есть хилая липа, свинец есть пух, белое есть чёрное», — размышлял он.
Невольно приходило в голову сравнение, что полицейские — волки, а народ — медведь. Только почему же медведи превращаются в телят и козлов? Стыдно даже называть их так. Зачем они бегут, как зайцы, от нескольких крикунов, которые не смели бы подойти близко к одному из них, если бы он хоть слегка нахмурил брови и сказал: «Назад!»
Но дома не с кем поделиться этими мыслями. Папенька и маменька считают, что так и должно быть. Если бы будочнику было и девяносто лет, всё равно надо его слушаться. Это — власть.
