— Смотри, прояви снисхожденье. Восемнадцать лет назад… да, восемнадцать с половиной, зимой это было. Вышел из избушки, смотрю, копытный по свежему снегу прошёл. Я ружьё хватаю, Джека зову и по следу. А он, Джек, не идёт, взбунтовался что-то и меня не пускает, лапами прямо толкает. Ну, я обругал его, на чём свет. Я же тогда «гегемон» был: собака — «низшая раса», должна человеку подчиняться! И попёр по следу. Джек за мной тащится, хвост поджал. Ну, и нарвался я: секач из-за корчи в десяти шагах вылетает и на меня. Выстрелить я успел, и попал. Но ведь карабин был, пуля такого не остановит, хоть и смертельная рана. Живучие они, кабаны. Ну, он меня по ногам бах! Я в одну сторону, карабин — в другую. Хорошо, Джек взял его за зад, по кругу пустил. Я за нож хватаюсь, а он меня хрясь — и рука всмятку. И кровища. И — всё, думаю, конец! И взмолился я тогда: помоги Господи, поверю в тебя! Тут рожа свирепая с клыками кровавыми надо мною нависла и в миг последний в самую его пасть вцепился мой Джек. И пошли они кувыркаться. А я подобрался и из последних сил в избушку.
Старик задохнулся от эмоций, лицо его покрылось капельками пота, шрам на руке побагровел.
— А что дальше? — спросил я. Меня рассказ тоже захватил.
— Ну, пока я себе помощь оказывал, пока перемотал, кровь кое-как остановил, времени довольно прошло. Вечерело уже. Выхожу, а Джек лежит у порога. Сам дополз на одних передних. И кишки приволок…
Меня передёрнуло от представленной картины.
— Умер? — спросил я.
— Я добил. А знаешь, как он смотрел, прояви снисхожденье, прямо в душу смотрел! — у старика заслезились глаза. — И чем этот подвиг отличается от описанного в библии? Это Он был, я тогда понял!
Весь день мы почти не разговаривали. Я просушивал и укладывал вещи. Просто сидел на ступенях крыльца и смотрел на собак, которые занимались своими делами, вовсе непохожими на божественные. Но рассказ Джека-собачника, конечно, слегка сумасшедшего, подействовал на меня необыкновенно.
Ужинали в том же порядке, «в кругу семьи», с собаками. После чая Джек зажёг маленькую свечку у собачьей иконки. Я подошёл. Собачья морда, подсвеченная снизу мигающим светом, в сумерках казалась живой, и мне захотелось поклониться. Я слегка склонил голову. Непроизвольно.
— Что, проняло и тебя? — заметил мой поклон Старик.
Я кивнул.
— Проняло. Но не всё у вас сходится. Что же, по-вашему, в каждой собаке Бог?
— Нет, конечно, Но почти все собаки святые существа.
