— А мне не тяжело, Валя? А ведь я не пью. Все на мне — и хозяйство, и дети. Еще спасибо, начальство у меня сердобольное, с работы не гонит, хотя какой из меня теперь работник…
— Говорили мы с Леней. Он растерянный совсем, не может в себя прийти.
— И про детей говорили? И что он сказал?
— Не смогу, говорит, их поднять, сил нету.
— Да как же нету? Он молодой мужик — и у него сил нету? А у меня, бабки, есть, что ли? Стыда у него нет, а не сил.
— Очень ты, Григорьевна, зло про него думаешь, — вмешалась бабка Наталья. — Горюет он.
— Я бы тоже села да погоревала, только душа не на месте: горюешь, а дети голодные.
— Какой-то беспредметный разговор получается, — произнесла Валентина. — Давайте сядем и решать будем, как дальше жить. Вы уже не молодая, мы понимаем, как вам тяжело. Не поднимете вы одна троих. Было бы им хоть по десять лет, а то ведь совсем маленькие. И на Леню надежды нет, совсем он подавлен.
— А с детьми его что будет — об этом и не думает?
— В детдом их надо, Григорьевна, сдать, — не стала тянуть бабка Наталья.
— Как это, в детдом? — растерялась бабуля Мартуля.
— Вы подумайте, — растолковывала Валентина, — на время хотя бы, пока подрастут. Или, к примеру, только двойняшек отдать — все полегче будет вам справляться.
— Ты, Валя, им тетка родная. А ты, Наталья им родная бабка. И у вас душа болеть за детей не будет? Да как же это так — отдать чужим людям и все?
— Но ведь не навсегда же, — произнесла Валентина. — Вы поймите, мы бы с радостью помогли. Но не можем: у меня сын и муж в Киеве, работа, вся жизнь там…
— А из меня какой помощник? — вставила бабка Наталья. — Ноги совсем больные, еле хожу…
— Ну так и не решайте за других, что им с родными детьми делать, — отрезала бабуля Мартуля и, громыхая посудой, ушла на кухню.
Тетка Валентина побыла у нас еще пару дней, а потом уехала. А бабка Наталья — против воли, но из приличия — осталась до весны, чтоб помочь бабуле.
Весь ноябрь бабка Наталья сидела у батареи и вязала свитер отцу, лепила пельмени и жаловалась, что у нее мерзнут ноги.
Отца уволили с завода за прогулы и пьянство, и он перебивался случайными заработками: к кому-нибудь сходит полку прибьет или обои поклеит… А так как расплачивались люди за такую работу все больше водкой, то отец часто бывал пьяным.
Бабка Наталья ему на меня жаловалась:
— Дочка твоя меня ни во что не ставит. Я отвернусь, а она спицу стащит и смеется, когда я искать начинаю. А вчера так и вовсе от рук отбилась. Григорьевна на дежурстве была. К вечеру у меня спина не разгибалась: попробуй двоих-то потаскать туда-сюда. Только я села, а
