Настроение улетучилось разом. Он вышел, растёр лицо снегом. Отыскал чистое трико и тельняшку, отнёс Ане. Крикнул через дверь:
— Тут одежду сменную тебе принёс. Другой нету. Чистая.
Две сигареты на крыльце привели мысли в порядок.
«Надо отправлять девку. Да как её сейчас отправишь? Может, подморозит хорошенько, да хозяева пожалуют. А оно наоборот, таять начало. Пусть поживёт пока, отъестся. Надо побриться хоть, что ли», — думал Трофимыч, ощупывая подбородок.
Он намылил лицо, стал скоблить станком на ощупь. В зеркало он смотрелся редко, да и было оно на заимке всего одно, на стене в предбаннике. Чего он там не видел, в зеркале?
Вошла румяная Аня, сняла полушубок.
— С лёгким паром, — буркнул Трофимыч, искоса окинув ладную фигурку в тельняшке. — «И как они умудряются даже в чужой одежде выглядеть привлекательно?»
— Спасибо. Легко так стало, кажется, взлечу сейчас. И есть хочется!
Трофимыч наскоро умылся, выловил из кастрюли кусок мяса, водрузил на большую тарелку. Поставил на стол консервную банку с торчащими из неё вилками и ложками, соль, порезал луковицу, достал с полки несколько сухарей.
— Извини, хлеба нет. Питайся.
— А вы?
— Не хочу. Давай, давай, не стесняйся, этого добра в ручье ещё много. Съесть надо, пока свежее. Дай-ка, — видя нерешительность Ани перед огромным куском, разрезал, разломал позвонки, сложил грудой. — Вот, бери прямо руками и ешь досыта. Такое мясо можно и без хлеба. Потом чай вот из этой кружки пей, целебный.
— А что там?
— Шишка, хвоя — лучшее от простуды. А я пойду, ульи откопаю.
Раскидывая мокрый тяжёлый снег, Трофимыч злился непонятно за что, на себя конечно. Снег прилипал к лопате, не скидывался. Трофимыч распсиховался, ткнул лопату в сугроб, закурил. Отчего-то вдруг возникла мысль пойти, взять ружьё и застрелиться. Ком подкатил к горлу.
Яркая птичка села напротив, пискнула, затрясла мелко хвостиком. Горихвостка.
— Ты-то что тут делаешь, бедолага? Отстала что ли? Улетай быстрее, видишь, зима тут навалилась. Пропадёшь.
Птичка выслушала, цикнула и упорхнула.
Трофимыч докопался до крайних ульев, приподнял подкрышник.
— Фу-у-у, — разом вздохнули пчёлы.
— Живы, мои хорошие! Сейчас я вам леточки прочищу. Ещё полетаете. Теплеет вон как.
Дочистил остальные, смахнул с пенька снег, присел с сигаретой, расстегнул телогрейку. Солнце пригревало вовсю, снег оседал на глазах. Снизу, из распадка рокотала река. «Теперь сюда и на тракторе не проехать», — подумал Трофимыч. Настроение улучшилось, по крайней мере, прошла злость. Пчёлки всегда успокаивают. «Поживём ещё…».
