— Поехали, Никитич, всё в порядке, — сказал мокрый до нитки Санька, поднимаясь в кабину. — Покажи, кого спасли.
— Во! — вытащил Камкин щенка. — Герой! Так и звать буду Героем. Я его в деревню увезу, моя собака будет.
— В какую деревню, Никитич? Что-то я не понял.
— В свою деревню, Саня. Увольняюсь я.
— Как увольняешься? Ты с ума сошёл, Никитич? А как же я?
— Женюсь я, Санька! Влюбился я, понимаешь? По-настоящему влюбился! Первый раз в жизни. Сам не думал, что такое бывает. Вот так-то. А на тебя рекомендацию напишу, что готов быть машинистом. Экзамен сдашь, сам поезда водить будешь. Ты парень толковый, у тебя всё получится, Санька!
Камкин замолчал, глядя в дождь. Потом добавил:
— Только не женись без любви.
Всё утро Трофимыч наводил порядок после вчерашних гостей.
— Насвинячили, как всегда, а я разгребай! — бурчал он вслух. — Хорошо, хоть зюбря завалили, оставили малость. Давно свежины не было.
У него всегда портилось настроение, когда случались такие наезды. Это лето дождливое, не так часто и приезжали. А в октябре ни одного дождя, речка обмелела, перекаты по щиколотку, вот они и повадились, чуть не каждую неделю. Трофимыч сгребал мусор в ведро, то, что горит, сразу отправлял в печку, объедки — в миску собаке.
— О, даже водку не допили, охотнички хреновы. Ладно, зимой сгодится. А ты что здесь ошиваешься? Марш на улицу! — заорал он на кота. — Тайга аж шуршит от мышей, а он на печке сидит. Пошёл, я сказал!
Он оглядел комнату.
— Ладно, здесь хватит, жизненное пространство освободил. Пол потом помою. Надо ещё в бане убраться, пока светло.
Трофимыч взял ведро с мусором, сунул ноги в сапоги, пошёл к мусорной яме в дальнем конце двора. Жульчик, классная лайка, лежал калачиком у своей будки и лишь повёл ухом, да приоткрыл на секунду один глаз.
— Что, Жульчик, обожрался вчера?
Пёс вопросительно поднял брови, затем поглубже засунул нос в пушистый хвост и глубоко вздохнув, снова задремал. Стайка мелких птиц с шумом, как порыв ветра, молча пролетела над головой. Трофимыч огляделся. Тайга стояла тихая, какая-то насторожённая. Солнце тусклым пятном светило сквозь серую пелену. Ещё стайка прошелестела над вершинами деревьев. Звонко заверещал чёрный дятел и смолк, подчеркнув глухую тишину.
— Ну, извини, Жульчик. Вон ты чего спишь, а я думал, обкормили тебя. И котяра тоже в хату стремится. Понятно, погода портится. Ну, дай бог хорошего дождя, чтобы река поднялась. Может, не приедут больше до сильных морозов. Надо будет побольше дров в дом занести. Но сначала всё-таки баня.
