Оба чувствовали, что заканчивается вся прежняя жизнь и что отныне единство семьи уже не будет зависеть только от них.
В назначенный час Митя отпер своим ключом дверь и громко провозгласил: «Это мы!» Хохловы вышли навстречу приветливые, чуть умиленные. Мать поцеловала Ирину в обе щеки, отец помог снять легкую дубленую шубу, и после этого родители, отступив в глубь прихожей, стали рядом, смотрели, как Ирина вынимает из пучка заколку и небрежно расправляет густые светло-коричневые волосы. Как ни вглядывалась Хохлова, она не заметила у Ирины никаких признаков будущего материнства. Девушка провела большими и указательными пальцами по своему черному кожаному пояску, охватывающему в талии зеленое шерстяное платье, и повернулась к Мите. От ее ресниц промелькнула по щеке длинная тень. «Я готова», — сказала Ирина взглядом.
Ее раскованность показалась Хохловой неестественной, она подумала: «Стесняется» — и с радостью ощутила, что сочувствует этой высокой худенькой девушке, ожидающей ребенка от ее сына.
Митя положил руку на спину Ирине ласково-привычным жестом, но она шагнула вперед, выскользнув из-под руки. «Какой ты нечуткий!» — мысленно упрекнула Хохлова Митю.
— Пошли! Веселее, дети, — пригласил отец.
— А ты сними эту форму, — велела мать сыну, перенеся осуждение на его серо-синий милицейский мундир.
Пока Митя переодевался, Хохловы разговаривали с Ириной в кабинете, показывали альбом с фотографиями и, дойдя до своего свадебного снимка, сделанного незабываемым летним днем во дворе грушовского дома, как будто помолодели, вспомнив и увидев себя молодыми.
— Мы решили не затевать свадьбы, — сказала Ирина. — Это дорого и никому не нужно.
— Что ты! Будет у вас свадьба, — ответила Хохлова. — Мы не очень богатые, но свадьбу сыграть в состоянии.
— Какие вы здесь счастливые! — вымолвила Ирина, снова возвращаясь к фотографии.
Больше о свадьбе не говорили, но мать с приходом сына собиралась выяснить намерения молодых более серьезно.
Вошел Митя, остро пахнущий дезодорантом, с влажным волосами, в светло-голубой сорочке, расстегнутой на две пуговицы. Увидел альбом и потянулся к нему. Потом передумал, позвал Ирину к столу.
Снова он показался излишне торопливым. Откупорив вино, он наполнил бокалы и предложил отцу сказать что-нибудь. Хохлов встал, улыбнулся, глядя на Ирину добрым расслабленным взглядом, — и все двинулось по намеченному плану, именуемому традицией. Родители сделали вид, что решают благословить молодых, а молодые растроганно слушали напутственные слова.
