Узкий круг - Святослав Юрьевич Рыбас

Хохлову предстояло вести дело Агафонова, осужденного за злостное хулиганство.

Вечером в сумерках Хохлов возвращался из областного суда домой, возле подъезда увидел на скамейке грузную старуху. Она сидела прямо, расставив обутые в черные валенки ноги. Спросила: не Хохлов ли он? Судья сухо кивнул.

— Вы меня узнали? — обрадовалась старуха. И стала объяснять, что она мать покойного Антона Агафонова, который жил по соседству с Хохловым в этом доме, а сама она живет в Грушовке, где когда-то жили и родители Хохлова, старуха хорошо их помнила.

Хохлов понял, что перед ним бабка осужденного Агафонова, и ответил, что ничем не может ей помочь.

— Царство им небесное, — вымолвила старуха. — И моему сыночку, и вашим отцу и матери. Я вот меду принесла. Не покупной, цветочный, свои ульи. Подтянула к себе сумку, из которой торчало горло бидона. — Кто мне поможет, как не вы? Вы свой, грушовский.

— Извините, тороплюсь, — ответил судья и вошел в подъезд.

К Хохлову как будто подступили тени родителей, и он вспомнил, как старики хлопотали за земляков, не считаясь с его представлениями о правосудии, словно существовало какое-то особое, грушовское правосудие.

Хохлов поднимался по лестнице, снизу донеслись хлопок двери и шаркающие шаги. Он остановился, подождал.

Одной рукой она держалась за перила, во второй была отвисшая сумка.

— Мамаша, вы куда? — спросил он.

Старуха молча поднималась. Он вынужден был посторониться.

— Я не должен с вами общаться. На это есть адвокат.

Она остановилась рядом с ним, от нее пахнуло затхловатым запахом старости.

— Вам покушать надо, — пожалела его старуха. — Я вас тут обожду.

— Мамаша! — воскликнул Хохлов, видя, что она села на ступеньку и развязывает платок. — Не надо ждать. Я вам русским языком говорю: не могу с вами разговаривать. Не могу!

— Я тут обожду, — повторила старуха. — Не серчайте.

Он подошел к своей двери и оглянулся. Она сидела согнувшись, глядела в сторону. Что с ней делать? Наверняка через полчаса начнет стучаться. Хохлов еще ни разу не оказывался в таком положении, когда его пытались… нет, не подкупить, но что-то подобное этому… Он не сразу отыскал нужное слово: разжалобить. «Сказать ей о Фемиде с завязанными глазами? — спросил себя Хохлов. — Да зачем ей Фемида, если внука посадили? Должно быть, я кажусь ей каким-то идолом, и ей надо меня умилостивить».

Он вернулся к ней, решив толково объяснить свое положение. Однако старуха нахмурилась и в досаде хлопнула ладонями по коленям.