На Днепре | страница 31
— Лея, что же делать?
Лея отвечает:
— Беда! А тут «она» еще в отъезде! Изволит прохлаждаться за границей.
Словом «она» Лея и Цирель в интимной беседе заменяют имя мачехи.
— Хоть бы «она» была дома! «Ее»-то он слушается!
Прислуга в доме твердо помнит: о «его» болезни даже и заикнуться запрещено!
«Он» — так именуют хозяина на кухне — этого не терпит.
«Он» наказал через Пенека, чтобы не смели вызывать сюда Шейндл-важную.
Шейндл-важная — старшая дочь от второго брака — любимица отца. Она живет вместе с мужем верстах в десяти отсюда, у винокуренного завода.
Кухарка Буня провела немало лет в этом доме. Сейчас рядом с Буней у печи стоит Пенек и слушает, как она говорит о Михоеле Левине:
— Чудак, каких мало! От его причуд с ума сойдешь!
Она орудует ухватом — передвигает в пылающей печи чугунные горшки и заканчивает сердито:
— Господи! Чего только я в этом доме не перевидала!
Кучер Янкл тут же, но в беседе участия не принимает. Он томится бездельем, — уже с неделю ему не приходилось закладывать лошадей. Янкл слоняется по кухне, посвистывает сквозь зубы, расчесывает свою веселую кучерскую бородку, мягкую и русую, старательно раздвигает ее в обе стороны.
Янкл повсюду сует свой нос, заглядывает мимоходом и в горшки. Кухарке Буне это не по душе. Обнаженным локтем она отталкивает Янкла от печи, клянется, что в следующий раз хватит его кочергой по голове.
Янкл молча ухмыляется: у него смеются лоб, нос и щеки. Свист его по-прежнему беспечен. Этим он дает понять, что ему с высокого дерева наплевать на кухаркины угрозы. Буня может вертеть, как ей заблагорассудится, кем угодно из прислуги, что же касается его, Янкла, то тут уж извините: руки у Буни коротки. Янкл бесцеремонно подмигивает:
— А ежели ручки потянутся больно далеко, то их и отрубить можно…
Буня вызывающе подбоченилась. Ее лицо озарено пламенем пылающей печи. От злости она скрежещет зубами.
— Вот как?
Янкл невозмутим.
— Вот именно…
Невозмутимость Янкла имеет свою историю. Ему в этом доме случилось однажды отличиться.
Был он тогда еще молодым парнишкой, числился в «доме» не по кучерской части, а услуживал в комнатах: подметал пол, стелил кровати, подавал к столу. Как-то раз Михоел Левин вернулся из деловой поездки позже — обычного — под самый. вечер накануне праздника. Он спешил в синагогу. Торопливо смыл он с себя дорожную пыль, переоделся и швырнул жилетку под подушку. А жилетка была вся набита пачками денег, большими тысячами. Второпях забыв о жилетке, Левин ушел. Вечером, приготовляя хозяину постель, Янкл нашел под подушкой жилетку, нащупал в ней деньги, но даже не взглянул на них: ну их к лешему!