Кто знает, может быть, эта репетиция еще больше приблизила Красновидова к мысли о студии? Они могут. Простые, чуть диковатые, но любознательные ребята оказались не такими уж неотесанными.
Минуло двадцать седьмое, наступил вечер следующего дня, погода была летная, рейсы не отменялись, а Лежнев и Шинкарева не прилетели. Он достал телеграмму Егора Егоровича, — может быть, числом ошибся? Нет: «Вылетаю двадцать седьмого апреля». Все правильно. Где же они? Прошло еще два дня — ни слуху ни духу. Красновидов не знал, что и думать. Ни о каком сборе роговской труппы, конечно, не могло быть и речи. Напроектировал! Студия, театр! Отправил в главк докладную, шефство предложил над предприятиями. Насулил с три короба, а людей нет. Из шестидесяти человек — ни одного. Страх, что ли, их обуял? Спохватились и на попятную? Одумались? А ему позор! Куда деваться? Приходила мысль: бросить свою профессию, устроиться на завод плотником, шофером. В свободное время ходить к Рогову в самодеятельность. Сменить фамилию и играть с его ребятами в спектаклях.
Целыми днями сидел в номере, не выходя. Стыдно было даже Рогову на глаза показываться.
Неожиданно постучала в дверь горничная:
— Вам телеграмма. И газеты, вы просили. Вот сдача. — Она положила ему на ладонь два рубля с копейками.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ЗАДЕРЖИВАЮТ ЖЕНЫ ИНФАРКТ ЖДЕМ СЕРЕДИНЫ МАЯ СЛУЧАЕ ОБЛЕГЧЕНИЯ ВОПРОС ВОЗОБНОВИМ = ВАЛДАЕВ.
Час от часу не легче! Он лег не раздеваясь на постель и пролежал до вечера. Ни думать, ни делать что-либо не мог. Опять постучали, он не отозвался. Еще раз постучали, настойчивей. Красновидов пошел открывать. Рогов.
— Заболел? — взволнованно спросил Петр Андреевич. — Суме-ерничаешь? Зажги свет-то. — И сам повернул выключатель.
На Красновидове лица не было. Седеющая прядь волос свисла на лоб, на глаза. Щеки впали, от ноздрей, обогнув рот, к подбородку тянулись линии морщин, он зябко поеживался. Рогов почти вскрикнул:
— Что с тобой?
Красновидов показал телеграмму. Рогов накинул на нос очки.
— Да-а, — произнес он, — на Эллу Ивановну это непохоже. Такая крепкая… Сколько ей?
— Не знаю, — потусторонним голосом ответил Красновидов, — лет тридцать пять.
— Молода-ая.
Но Петр Андреевич, чуткая душа, догадывался, что мрак на Красновидова исходит не только от телеграммы. Тут что-то такое еще.
— А ну выкладывай, — встряхнул он Олега, взяв за руки повыше локтей, — говори как на духу, что там еще у тебя.
Красновидов сел на кровать, закрыл глаза и холодно, беспощадно резко процедил сквозь зубы:
