И снова из зала:
— Это при вас произошло размежевание, раньше был сплоченный коллектив.
Прошло совсем немного времени, и Ксения Шинкарева стала чувствовать последствия своего выступления. Не раз всплывал в памяти шепот Стругацкого: «Вы перешли дорогу на красный свет».
Шинкареву начали давить. Незаметно, потихоньку, мягко, но со всех сторон. В новом распределении она получила роль во втором составе и далеко не ведущую, в списке членов художественного совета перестала числиться ее фамилия, хотя, как комсорг, она автоматически считалась членом совета. В вывешенном приказе на прибавку актерам оклада за творческий рост Шинкарева в этот раз могла порадоваться только за других. Петр Степанович, встретив ее в коридоре, ласково, дружелюбно так, сказал:
— Ксюша, пусть эта прибавка вас не волнует. Вы-то сможете понять, что она преследует чисто поощрительную цель, а вас поощряют и без того довольно щедро. Вы меня понимаете?
Ксюша его не поняла, но своей милой, неподдельной улыбкой, бодрым и неунывающим видом показала Петру Степановичу, что он зря старается вроде бы ее успокоить, подбодрить. Ксюша не чувствовала себя ущемленной, она занималась любимым делом, и тут ее ущемить никто на свете не мог.
Но всплывали мелочи предшествующих пожару дней, и напрашивался вывод: решение министерской комиссии, выходит, составлялось не на голом песке. И она, Шинкарева, как комсорг, коммунист, член коллектива, мало сделала для спасения театра. Выявить недостатки — только полдела, их надо искоренять! Громче бить тревогу. В набат, во все колокола. Словами пожара не затушить. А театр горел, на их глазах горел. Все видели, все волновались, тужили. И тужили, наблюдая, как он горит, а рук не приложили. Никто как следует рук не приложил во спасение театра. Уфиркин правильно сказал: директора приходят и уходят — актеры остаются.
Им теперь и горе горевать.
Старинный, серого тесаного камня дом выходил фасадом на широкую шумную улицу. Фасад был кричаще оформлен барельефными украшениями. Человеческие фигуры затейливо переплетались с птицами и экзотическим зверьем. Буйная фантазия архитектора не поскупилась добавить сюда еще виноградные листья с гроздьями, обвившими подоконники, карниз и парадные двери. Архитектурное перенасыщение не делало дом красивым, но на фоне остальных, более поздних построек он приметно выделялся. Ко всему этому можно добавить, что сие замысловатое сооружение спокон веку называлось домом Валдаева. Некогда здесь поселился дед Виктора. Всю жизнь прожил отец — актер Иван Валдаев. С детства живет в этом доме и Витька-фат, как величал его покойный батюшка. Известный дом. Даже почтовые конверты, на которых иногда написано лишь: «Дом Валдаева, заслуженному артисту Валдаеву», доставляются безошибочно.
