— Мати, — его длинные тонкие пальцы барабанят по столу, — что ты там читаешь?
— Диссертацию Эндрика, — отвечаю я невинно.
Тренкма опускает глаза и переплетает пальцы. Всегда, когда ему приходится говорить что-то неприятное, он прячет взор и сплетает и расплетает пальцы.
— Я не считаю это н е о б х о д и м ы м, — произносит он крайне официальным тоном.
Я откладываю бумаги Эндрика и берусь за программу. Эту программу Эндрик использует позже в своей диссертации.
Когда меня принимали на работу, Тренкма отдал меня в распоряжение Эндрика. Позже я догадался, что у него были на этот счет определенные соображения. Во-первых, Эндрик числился заведующим сектором. Очевидно, что у завсектором должен быть сектор, которым надо заведовать. Этот сектор появился в моем лице. Во-вторых, я был новым сотрудником, и существовала некоторая вероятность, что я свою работу, то есть часть работы Эндрика, завалю. Но теперь Тренкма начал сожалеть о своем решении, принятом год назад. Он не может спокойно наблюдать, как я пишу программу для Эндрика. Программа продвигается неплохо.
Дверь открывается, и входит Эха. Она вечером работала на машине и имеет право отдохнуть, но все-таки приходит уже к десяти. Ее лицо порозовело от быстрой ходьбы. Эха мчится на работу, как другие женщины мчатся в универмаг за импортными сапогами. Она маленькая, пухленькая, деловитая и энергичная.
Она вешает плащ на вешалку и подходит ко мне:
— Привет. Пойдем покурим?
Дым струится к потолку.
— Брось ты этого Эндрика, — говорит Эха. — Приходи лучше нам на помощь.
Ей тридцать два, но она уже заведует сектором. Я уверен: если бы Эха захотела стать летчицей, она обязательно стала бы. Но у нее другие интересы. Она родилась программистом. Она с удовольствием рисует блок-схемы, азартно высчитывает необходимый объем памяти. Благодаря ей наш отдел получил заказ от одной солидной организации. Под ее руководством создается информационно-справочная система.
Эха торопливо курит. По-видимому, думает уже о работе. На мгновение ей вспоминается мое молчаливое присутствие.
— Брось ты эту программу. Все равно он не защитится.
— Почему же? — спрашиваю я, самым бесстыдным образом притворяясь наивным. Эха попадается на крючок.
— Для того чтобы стать доктором, надо сказать новое слово в науке. А для Эндрика даже записать старое представляет непреодолимые трудности.
В этот момент я вижу лысину Эндрика, поднимающегося по лестнице. Эха тоже замечает его и умолкает.
