Моя последняя ложь | страница 93
Это две правды. И я пока не могу с ними смириться.
– Я не могу изменить того, что сделано. Я могу сказать, что сожалею о своем поступке, и попросить прощения.
Чет поднимает руку:
– Я попросил маму пригласить тебя не ради извинений. Твой приезд говорит в миллион раз больше, чем какие-то слова.
Так вот почему Френни хотела, чтобы я приехала в лагерь. Она сказала мне, что мое присутствие подтвердит, что тут снова безопасно и хорошо. На деле я молчаливо забрала назад свои обвинения в адрес Тео.
– Раз я приехала, я думаю, что Тео невиновен.
– Именно. Но есть кое-что еще. Это возможность найти утешение.
– Потому я и здесь.
– Я говорю про Тео. Я подумал, что он сможет наконец примириться с действительностью. Что ему станет лучше.
– Что?
Я ничего не понимаю. Тео красив, богат и успешен. Чего ему еще надо от жизни?
– Тео выглядит неплохо, но на самом деле все куда сложнее. После того происшествия ему пришлось нелегко. И мне сложно его обвинять. Полиция постоянно его допрашивала. Отец Вивиан говорил про него гадости. Пресса писала какие-то ужасы. Тео не выдержал. Он бросил университет, подсел на наркотики и алкоголь. Четвертого июля, через год после исчезновения, он достиг дна. Поехал на вечеринку в Ньюпорте, надрался, что-то принял, взял чью-то «Феррари» и врезался в дерево в двух километрах от шоссе.
Я вздрагиваю, вспоминая шрам на щеке Тео.
– Это чудо, что он выжил. Ему повезло. Но дело не в этом. Я уверен на все сто, что выживать он не планировал. Он так и не признался, что хотел покончить с собой, но я в этом не сомневаюсь. Тео долгое время вел себя так, словно ему жить надоело. После аварии дела пошли получше. Мама заботилась о нем. Он провел полгода в реабилитационной клинике, вернулся в Гарвард, стал врачом, пускай и на два года позже запланированного. Все пришло в норму, и сейчас мы об этом не говорим. Мне кажется, мама и Тео думают, что я не помню. Но это сложно забыть. Сложно забыть, когда с твоим единственным братом творится такое.
Чет замолкает, делает глубокий вдох и тяжело вздыхает.
– Мне так жаль, – говорю я, зная, что это не имеет значения.
Я не изменю случившегося. Я не сотру бледный шрам с щеки Тео.
– Я не знаю, почему ты его обвинила. Мне и не надо знать. Важно, что сейчас ты так не думаешь, а иначе ты бы и не приехала. Я не хочу, чтобы ты себя винила.
Но я не только виню себя, хуже – я чувствую себя злодейкой. Я не могу даже глаза поднять на Чета. Я смотрю в пол, онемев от чувства вины.