Дед Пыхто | страница 16



— А ну, серые, да белые, да эх, вороные! Несите меня в пятую берлогу, да живо! А не то… — Потапыч резво запрыгивал в носилки, и волки бежали к его берлоге и от обиды дружно подвывали:



По о кочкам, по кочкам.
По гладенькой дорожке,
В ямку — бух.

Потапыч вздрагивал, трезвел ненадолго и ворчал:

— Осторожней, вы, черти серые. Забыли кого несете? Несите меня ласково, а не то…

В общем Потапыч позорил весь медвежий род, многочисленная родня и не признавала его за медведя, а считала его белой вороной, паршивой овцой, ложкой дегтя в бочке меда.

Пока Потапыч спал, берлогу его окружали родственники, те что поздоровее и покрепче. Окружали молча, осторожно, — ни одна ветка не хрустнула, ни один куст не качнулся. Медведи объяснялись жестами и время от времени перемигивались: две лапы вверх — значит стоп, остановиться; две лапы в сторону — значит ползи по-пластунски, — сороке, которая подглядывала за медведями, показалось даже, что они делают физзарядку. Кроме того, медведи перемигивались; правым глазом подмигнут — значит окружай справа, левым — слева. Наконец они окружили пятую берлогу так тесно, что стукнулись лбами, потихоньку цыкнули друг на друга и замерли, прислушиваясь: как там Потапыч? Спит или газетки читает? В это мгновение Потапыч захрапел гак сладко, так безмятежно, что один жалостливый медведь прошептал:

— Это просто бесчеловечно нарушать такой сон! — но его шепот никто не услышал, медведи переглянулись, перемигнулись и — раз! — раскидали крышу берлоги, скатанную из бревен и камней. Раскидали, раскатали, дружно вскрикнули:

— Навались! — и мигом скрутили Потапычу лапы свежими тальниковыми прутьями.

Потапыч открыл мутно-желтые глаза, хотел протереть их и понял, что связан.

— Братцы, за что? — хрипло спросил он.

— Не наша воля, Потапыч. Зла-то уж не держи. Понимать должен, — виновато ответили робкие медведи.

А радостные и кипучие закричали:

— За то! И за это! Не жди Лизавету!

— Какую Лизавету? — изумился Потапыч.

— Да это так, к слову пришлось, — объяснил рассудительный медведь. — Главный велел связать тебя и караулить. Боится он. Чужестранцы едут, а ты безобразничать будешь.

— Да он что, с ума сошел? — зарычал Потапыч. — Из-за каких-то африканцев родную кровь обижать? Да я, да я, яй, яй, яй! Знаешь, что я сделаю? — неожиданным шепотом спросил Потапыч. — Благим матом на всю тайгу орать буду.

— А мы тебе пасть репейником заткнем, — рассудительно заметил рассудительный медведь.

— Наклонись-ка, по секрету что-то скажу, — попросил его Потапыч.