— Чего же ей, грамотной, сидеть в деревне? А помощника найдешь. Живешь ты, Иван Гаврилович, справно. Сколько работников нанимаешь на пахоту да на жатву? Двоих?
— Оно-то так, — задумался отец, прикидывая в уме выгоду. — Однако чужому не все доверишь. Ежели, скажем, в Москву на рынок что повезти. С кем поеду? Фекла по торговому делу соображает.
— А сама-то ты согласна, Феклушка? — спросила Меланья Карповна, не старая, видная собой, красиво одетая, с кружевной косынкой на завитых волосах, и не подумаешь, что была когда-то тоже деревенская, гусей пасла и на огороде полола.
— Ой как! — только и вымолвила Фекла.
Неожиданная радость вскружила голову, деревня разом опостылела. Долгим и скучным началось лето, а Фекле не терпелось, чтобы оно поскорей прошло.
Но в июле объявили войну, начали брать молодых мужиков и парней. Степанида выла вместе с бабами, угоняли ее жениха, сына икшинского мельника. Феклуша тоже запечалилась: не видать ей Москвы, если заберут в солдаты и отца. Он по возрасту не попал под мобилизацию, шутил, довольный:
— На кого бы я хозяйство кинул? В дому моем одни девки. — И сам напомнил: — Ну, Фекла, повезу я тебя к Меланье Карповне, как уберемся, после малой пречистой. Степанида теперь с нами неизвестно на сколько остается.
Степанида заплакала, точно предчувствуя свою одинокую дальнейшую жизнь, и Фекле было совестно при сестре радоваться, но душа ликовала. Наступил наконец долгожданный сентябрь, убрались и в поле и в огороде, а накануне малой пречистой, бабьего праздника рождества Богородицы, заступницы всех девок и баб, мачеха пожелала Фекле:
— Езжай. Может, в Москве и ждет тебя твое счастье, Феклуша. Выйдешь за конторщика или приказчика или еще за какого образованного человека. Ты ведь и сама грамотная. А здесь за кого тебе выходить? За мужика, не иначе. Да и то всех здоровых парней на войну позабирали.
Фекла бывала в Москве не раз, возили они с отцом под рождество битых гусей на рынок. Московская суета и толкотня были ей не внове. Однако теперь поехали не с обозом, а на поезде и отец от вокзала до самого места нанял извозчика.
— Это, Фекла, для нашего уважения. Пусть видит Меланья Карповна, чью дочку к себе берет. Не из нищих.
Въезжая во двор, отец лихо подбоченился, глядел петухом. Белошвейка выскочила на крыльцо кирпичного трехэтажного дома. Жила она в первом этаже. Все три ее окошка с геранью, чистые, будто стекол и не было вовсе, глядели приветливо на Феклушу.
