«Хлебом Курносиху не корми, а дай ей повыхваляться», — говорили о ней соседки за глаза, она это знала и все равно хвасталась перед ними своим прочным семейным благополучием, своим удачливым мужем.
Она гордилась им, обожала и боготворила его, такого рассудительного, знающего, что, где и как сказать, умеющего на всякий вопрос дать нужный ответ и найти выход из всякого положения. Ей нравилось, что их единственный сын старается во всем подражать отцу — походкой, манерами, голосом — и, как отец, постоянно мурлычет с утра какую-нибудь песенку, одну и ту же на весь день до ночи.
Слушая, как Витя поет, Калерия Ивановна незыблемо верила, что и он будет удачлив, что и сына обтекут стороной все беды и несчастья. Она же сама расшибется в пыль, мостиком под ноги ему ляжет, но добьется. У Курносовых все должно быть лучше, чем у других. На то они и Курносовы.
Свою удачу — то, что она после долгих страданий вышла за музыканта Курносова, — ценила Калерия Ивановна всегда, считая замужество свое божьим благодареньем за все ее душевные муки, которые начались, когда была она молодой девушкой с тяжеловесным, не благородным именем Фекла.
Влюбилась Фекла без памяти с первого взгляда, дух захватило от Колиной улыбочки, от его насмешливых голубых глаз. Будто провалилась Феклуша в ласковый омут, и всплывать из него не хотелось. Исполнилось ей в то лето восемнадцать, а годом раньше, как раз в самом начале германской войны, привез ее отец в ученье в Москву к знакомой белошвейке.
Дома, в родной деревне на берегу речки Яхромы, оставались старшая сестра Степанида, младшая Варька да две совсем маленькие единокровные сестренки, рожденные мачехой. Мачеха, женщина молодая, рукодельная, добрая и совестливая, заискивала перед мужниными дочками, не хотела в семье вражды, советовалась с двумя старшими, что кому купить и пошить, и их самих приучала к шитью. Фекла сама сшила себе к пасхе платье с оборками по городскому фасону, белое с синими васильками. Меланья Карповна, московская белошвейка, гостившая на праздник у деревенских своих родственников, придирчиво оглядела Феклушину работу, похвалила и сказала отцу:
— Привози свою Феклушу ко мне, Иван Гаврилович, после рождества Богородицы. Возьму в ученицы. Дорого с тебя не запрошу.
— Оно бы не плохо, — ответил отец, приосанившись, погладив усы. — Однако Степаниду на покров выдаем замуж, уже просватали за сына икшинского мельника. А заместо нее кто же? Фекла. Помощница и мне и жене, девка сноровистая, грамотная, трехклассное церковноприходское закончила.
