Когда увели пленника, Дмитрий Иванович несколько резко произнес:
— Ну вот, одно теперь стало ясно: в поход против Руси Мамай двинется этим летом. Стало быть, готовиться нам надо поскорее.
Тут же было решено разъехаться всем по княжеским городам и вотчинам, по удельным княжествам, чтобы ускорить подготовку ратников. Великий князь повелел отъезжающим соблюдать три заповеди. Первая — продолжать обучение ратников военному делу, но быть готовыми каждодневно к выступлению. Было намечено, из каких мест войска должны направляться в Москву, а из каких — в Коломну. Вторая — помочь пешим простым ополченцам сковать себе оружие — копья, ножи, топоры, шестоперы, луки и стрелы, а также сделать боевые доспехи и щиты. Мечи или сабли выдавать с княжеских кузниц. Удельные князья, бояре да и местные воеводы не сильно любят заниматься черным людом. Надо принудить их. Третья — всячески помогать смердам скорее скосить и обмолотить хлеб и спрятать его понадежней. Сие на всякий случай. Тиунам и приставам княжеским строго-настрого приказать весь хлебный налог собрать полностью с хлебопашцев и свезти его в княжеские житницы.
— Ну, други мои, — заключил Дмитрий Иванович, — пришла горячая пора. Теперь нам не видать ни сна, ни отдыха. Назавтра и в путь. С богом!
Провожая на другой день нижегородского князя, Дмитрий Иванович говорил:
— Ну прощай, дорогой мой Дмитрий Константиныч. Теперь уж мы не скоро свидимся с тобой. Коль пойдет Мамай на твое княжество, я сразу помочь тебе подам из Москвы. Ежели с юга пойдет — в Коломну войска поведу. Как оно все пойдет, один бог ведает. Признаюсь тебе по-родственному — тревожусь я. Бывает, ночи напролет не сплю. Лишь подушка ночная мои горечи видит. На людях я всегда и бодр, и тверд. Иначе мне нельзя. А как останусь один — тревога одолевает. Со всех сторон вести идут: Мамай собрал непомерную силу, бесчисленное множество воинов. Вот я и боюсь: устоим ли? Поборем ли? Сломим ли силу сию?
Дмитрий Иванович умолк, опустив голову. Дмитрий Константинович опять хотел было посоветовать пойти с Мамаем на мировую, но раздумал. Великий князь всегда с сердцем, с враждебностью отвергал его советы поклониться хану. А Дмитрий Иванович, положив руку на плечо тестя, произнес с какой-то тоскливо-грустной ноткой в голосе:
— Коль побьют нас ордынцы и я жизни лишусь, сделай милость, возьми вдову и детей моих малых под свою руку. Я думаю оставить в Москве главным воеводой Свибла Федора Андреевича. Вот ты приезжай тогда в Москву и садись с ним в осаду. Прорвутся сюда басурманы — стены кремлевские крепкие, выдержат.
