Русскому человеку всегда было свойственно веселие на полную меру, с широко распахнутой душой. Втянулся в эти праздничные забавы и Дмитрий Иванович со всем азартом еще не растраченной молодости тридцатилетнего отца-семьянина. После застольных чарок и обильных закусок во дворце все высыпали на придворцовую, гревшуюся под солнцем зеленую поляну, и тут затевались столпотворения. Молодые боярские недоросли, а то и кое-кто постарше вместе с княжичами Василием и Юрием играли в старинную лапту, пятнашки или в городки. Почитатели плотно окружили играющих и всякий раз, когда кто-либо не попадал в городошные чурки или промахивался при ударе по мячу, дружно кричали.
Раза два под общий смех и улюлюканье испробовал свою былую юношескую ловкость заядлого городошника и Дмитрий Иванович. Тестя своего, Дмитрия Константиновича, он обыграл сразу, справился, хотя и с трудом, с Владимиром Андреевичем, а вот Боброк ему не поддался: глаз старого воеводы был меток, а твердая, привыкшая к мечу рука швыряла битки с особой сноровкой прямо в цель, без промаха.
Однако вечерами великий князь и его соратники обсуждали дела государственные. Они вручную наносили на бумагу, конечно крайне приближенно, точки городов и поселков, ниточки рек и речушек с указанием бродов на них — Оки, Прони, верховьев Дона. Называя эту своеобразную карту земельным листком или просто листом, они водили по ней пальцами, что-то прикидывали, считали.
Оставалось неясным главное: пойдет ли Мамай в поход этим летом, или Тютчеву все-таки удастся его умиротворить? И каким путем он пойдет: с востока, в пределы Нижегородского княжества, или прямо с юга, через рязанскую землю на Коломну? Знать это было крайне необходимо, без этих сведений великий князь не мог наметить свой план обороны. Он с нетерпением ежедневно ждал вестей от своих сторож, рыскавших за Доном в Диком поле. Но пока от них ничего не было.
Через неделю нижегородский князь собрался домой. Накануне дня отъезда, когда он решил лечь спать пораньше, его неожиданно позвали во дворец. В княжеской гриднице, где уже собрались все главные руководителя, он увидел средних лет ордынца, сидевшего в углу со связанными руками.
— Вот, — обратился к князю Дмитрий Иванович, — сторожа Андрея Волосатого привезла сего пленника. Мы уже допросили его.
Пленник был рядовым воином, ничего о замыслах хана не знал и твердил лишь одно: у Мамая доблестных и храбрых джигитов великое множество, какого раньше не бывало. Однако он сказал и такое, что сразу просветило многое. Оказывается, этой весной Мамай повелел всем стойбищам не пахать и не сеять хлеб, так как у всех к зиме будет много русского хлеба.
