У Дона Великого | страница 80
— Великий князь московский просит вас обождать немного. Он скоро прибудет, — и ушел во дворец.
Все замерли в ожидании. Хазмат не сел на скамью. С надменно-брезгливым выражением лица он стоял около нее, словно столб, врытый в землю. Не садились и его спутники, настороженно озираясь. Некоторые из стоявших вокруг ратников с любопытством разглядывали пришельцев, одетых в пестрые восточные одежды, но большинство смотрело хмуро и недружелюбно. Ерема пробился вперед и очутился рядом с Пересветом и Ослябей, стоявшими в своих обычных монашеских балахонах. Ерема с удивлением покосился на Пересвета. «Ну и верзила», — пробормотал он про себя.
Хазмат стоял на солнцепеке и все больше наливался гневным бешенством. В прежние времена русские князья не заставляли послов хана ждать, они сами торопились им навстречу далеко за городские заставы с подарками и поклонами, а в дом вводили по ковровой дорожке под руки. Бывало и так, что посол, ведя беседу, сидел, а князь стоял. Теперь, по всему видно, будет иначе. Но Хазмат решил крепко блюсти свое посольское достоинство и полностью выполнить ханскую волю.
Наконец великий князь появился в окружении своих ближайших помощников. Он слегка поклонился Хазмату и сел в кресло. Наступило молчание. Хазмат горделиво вскинул голову и нарочито громко, вызывающе сказал:
— Послов великого повелителя князья-улусники издревле в своих хоромах принимали, кресла золоченые ставили. Или московский князь позабыл сей обычай?
Кругом негодующе зашумели. Дмитрий Иванович чуть приметно улыбнулся уголком рта.
— В хоромах жарко, высокий посол. А тут, — повел он рукой, — просторно, свежо. Да и от людей мы не таимся. А кресло?.. Обычай мы блюдем. Не нарушим его и на сей раз, — примирительно произнес князь и дал знак.
Кресло немедленно поставили. Но Хазмат, усмотрев в этом скрытую нарочитость, ущемлявшую его посольское звание, резко отодвинул кресло ногой и, подняв руку, торжественно воскликнул:
— Я посол великого из великих, непобедимого повелителя воды и суши, всемогущего хана, вашего господина Мамая! — Он склонил голову в знак почтения перед именем хана, помолчал, а затем продолжал, еще более повысив голос: — Ослушники князья улуса нашего, Руси, и первый из них ты, князь московский, милость хана позабыли, нарушили клятву службы верной, посмели поднять оружие на храброе войско неустрашимого!
Дмитрий Иванович ожидал, что именно так, с запугивания, и начнет свою речь Хазмат. Сухо, но спокойно он прервал посла: